ПЕКИНЕС форум. PEKINGESE FORUM.: Стихи о пекинесах. - ПЕКИНЕС форум. PEKINGESE FORUM.

очень здорово и так талантливо

Еще вчера по дому осторожно
Ночами надо было проходить.
Ты так лежал, что было невозможно
Пройти и на тебя не наступить

Любил пугать прохожих в переулке,
Таскал всегда домой на лапах грязь,
Отряхивался всласть придя с прогулки,
Я слюни оттирала, матерясь.

Сегодня в доме пусто, тихо
Не надо пылесосить шерсть с ковров,
А на душе так муторно, так лихо,
Ах, если бы ты жив был и здоров

Так больно, ты ведь был со мной так мало,
Не хочет сердце это принимать.
Мне так тебя сегодня не хватало
И завтра тоже будет не хватать.

Еще один пустой приходит вечер,
Мне не с кем, да и некуда идти…
Прощай, четвероногий человечек
Прости, что не смогла тебя спасти.....

Как же мы с тобой
Жили хорошо,
Как же сладко,
Солнышко моё,
Горюшко моё,
Шоколадка,

Наледь на душе,
На сердце ожог,
Шаг бесцельный.
Что ж ты натворил,
Нежный мой дружок,
Друг бесценный.

Жалящий огнём,
Лечащий мечом,
Умный самый,
Упокой, Иисус,
В садике своём
Нашу Сану.

Ибо в снег и дождь,
Ибо в день и ночь,
В зиму, в лето,
Уж прости Господь,
Нам была, как дочь,
Псина эта.

На моём окне
Дождь чечётку бьёт,
Отбивает,
А соседский пёс
Воет, как поёт,
Отпевает.

Нет, погоди, пёс,
Воют в унисон,
Будто плачут,
Завтра поутру
Мне ворвётся в сон
Визг собачий:

Это в небесах,
В горней из высот
Там, над нами,
Девочка моя
Палочку несёт
Мне и маме.

http://video.mail.ru...ilton/1/33.html
Я плачу

Ты больше никогда не встретишь у дверей
Не ткнешься мокрым носом мне в ладонь
Прости меня за то, что не смогла
Помочь тебе пройти сквозь эту боль

Прости меня за то, что без борьбы
Тебя я отдала, не тратя сил
За то, что рядом не было меня
Когда ты не прощаясь уходил

Ты для меня был самый лучший друг
И без тебя мой дом такой пустой
Полно забот, их бесконечный круг
Который мне не разделить с тобой

Мне плохо без тебя, и нету сил
Как память тяжело похоронить
Прости меня за то, что ты любил
Так сильно, как никто не смог любить

Ты больше никогда не встретишь у дверей
Не ткнешься мокрым носом мне в ладонь
И не посмотришь ласково в глаза
И расставанья не узнаешь боль....

Мне очень понравилось стихотворение на сайте поисково-спасательного общества волонтеров:



МОЯ СОБАКА

Я не мечтала о собаке,
В существовании моем
Забот во множестве и всяких
Хватало мне и без нее.

Но что-то в жизни изменилось,
Судьба вмешалась или рок:
Собака все же появилась -
Смешной и ласковый щенок.

Ее растила как ребенка,
И даже видела во сне.
Ее лукавые глазенки
Смотрели прямо в душу мне.

Все было - радость и лишенья,
И одиночество вдвоем…
Я находила утешенье
В простом присутствии ее.

Сынишка мой при ней родился,
Он с ней играл, садился есть,
И с ней ходить он научился,
Держась ручонками за шерсть.

От лая он не просыпался.
И в пасть спокойно руку клал.
Когда заговорить пытался,
собачье имя называл.

Они катались и валялись
И ползали как два щенка.
А мы смотрели и смеялись,
И было завидно слегка.

Как в нашем детстве не хватало
И мягких лап, и теплых глаз,
И существа, чтоб понимало,
И чтобы так любило нас.

Вот еще одно небольшое стихотворение:сайт Дом солнца
Моей собаке

О чём ты думаешь мохнатая собачка?
И от чего глаза твои грустны?
С чего страдает так душа твоя сабчья,
Ведь не бродяга, не дворнягя вовсе ты.
И так вздыхаешь иногда ты тяжко,
Что рвётся в клочья сердце у меня,
А ниогда, тихонечко так рядом ляжешь
И ласково лизнёшь меня любя.
И для тебя я всё бы сделать рада,
Но только что? Сказать на можешь ты.
Узнать бы для начала надо
Твои заветные собачие мечты....
О чем ты думаешь, я может, не узнаю
Макушку твою нежно теребя.
Но чато та тебя без слов я понимю
И так люблю за преданность тебя!

(всем Живым Существам, способным на Святую Любовь и Истинную Преданность)



... как я любил эти летние дни... начало летних каникул, когда с замиранием сердца ждешь маминых слов: "собирайся, едем к бабушке".
- Да у меня уже все собрано! - распрямляется внутри сжатая пружина терпения, и всю дорогу скачешь-скачешь-скачешь пока ждешь автобуса, пока ждешь электричку....
...и вот уже МОЖНО! катится горошиной по насыпи, презрев все "аккуратно" и "осторожно"... в зеленую траву... бесконечное море луга внизу.... переворачиваешь мир и бесконечное море неба наверху... упал в траву, все качнулось и уже море поля вверху, а небо под тобой, там внизу и ты падаешь... блаженно падаешь в небо....
снова вскакиваешь, бежишь, чутьем находя дорогу и в теплый передник бабушкин, в шершавые руки, молоко, расспросы, куры, ложка деревянная моя (не буду есть "железной", как дома!) глина, огород и снова поле....
...закат волшебно-рубиновый и ночь: ПОЛНАЯ ЧАША ТИШИНЫ, ПО ПОВЕРХНОСТИ ЗВЕЗДЫ ПЛАВАЮТ, СКОЛЬЗЯТ БЕЗЗВУЧНО....
....наливаются пшеничные колоски... наливается лето августом.... дерни головой, мотни посильнее выгоревшую копну волос над облупившимся носом... и посыплются звезды... только успевай загадывать... загадывать.... загадывать... потом забывал загадывать и просто любовался, к-а-к п-а-д-а-ю-т....
...и зябкий рассвет на цыпочках... нежно-нежно... капли росы на колокольчиках, свет из-за стогов... роса на травке... роса на душе.... вдохнул: аххххх!... и выдыхать кощунственным кажется... как выдохнуть такую Красоту... Святую...

И запомнил, как играл с Сережей и Димой - внуками дяди Трофима. Самого его всегда боялся: огромный такой, костлявый прямой, правым плечом воздух режет при ходьбе... и все больше молчит.
Сережа и Дима раньше меня на неделю уезжали, и Тёмка - дяди Трофима пес, бежал до самой станции их провожать...
...я только запомнил шум, сутолока, бабы в крик, визг, дети в слезы... мужики взяли его в лес, закопать, а дяде Трофиму сказали, что убёг Тёмка куда от станции... может, в город.
- Да как убёг? Вернется!.. - беспечно махнул рукой дядя Трофим, и только сильней вонзил в маслянистую землю лопату.
...только утром видели, как он шел со станции... костлявый, седой.... когда-то его волосы светились золотом против солнца. Теперь нет. Видно волосы умирают раньше человека.
Шел неприкаянной походкой, будто пьяный...
...а вечером снова шел на станцию....
- Трофим, где ж видано, чтоб человек так за собакой убивался? Кобель твой, поди, за сучкой какой увязался, а ты тут чахнешь!
- Тёма вернется. Погуляет и вернется. Он за просто так не мог убечь. Он всегда возвращается.
...и сидит, и смотрит в багровеющий закат.... ежится... дымит папироса маленьким отблеском заката в руке...
...и подойти и заговорить страшно... чувствуешь, какая корка льда вокруг...

...так я его и запомнил: на рассвете, я шел к станции, с мамой за руку, а он навстречу... идет, под ноги смотрит... и ветер сушит - не высушит слезы в его глазах...

....когда через пол года зимой к бабушке приехал... снег хрустел так торжественно: где вы в городе такой найдете?! За сугроб один такого снега не жалко пол жизни столько в нем мороза и кристального счастья!...
...бабушка маме шепотом сказала: "а Трофима-то схоронили. Неделю как... Совсем обезумел... в город три раза ездил, бродил там, псам по помойкам в лицо заглядывал: "Тёму не видали?" а те глаза прячут, молчат. Потом вовсе перестал домой ходить: сидел на станции, еле его к себе сторож поесть и погреться зазывал. Его дети приезжали: "поехали, пап, к нам, что ж тут зимой-то делать?" а он: "без Тёмки не поеду, вернется он, а меня нет? Как же так? Вот вернется, тогда... может..." так и замерз на станции.... а сидел на скамеечке, как живой.... на его похоронах собаки по всему селу такой вой подняли, аж кровь в жилах стыла... будто они больше нас - людей понимают...."

Я поплелся на станцию, постоял-постоял возле пустой скамейки.... снег на ней разгреб... поплелся обратно... обернулся шагов за двадцать... в серых сумерках увидел дяди Трофима силуэт из снежного дыма... а рядом из снежного дыма пес Тёмка сидит недвижно... и смотрят друг другу в глаза. Так я и глядел на них, пока совсем не стемнело.....

На широкой,большой дороге,
На московской,на кольцевой
Пёс сидел,там,
Где спуск пологий,
Пёс породистый,
Чуть живой...
Он сидел на земле холодной,
И спокойно глядел вперёд.
Перед ним из машин колонны,
Ну а в них занятой народ... А водители удивлялись:
"Чья собака,чего сидит?"
Что-то крикнуть ему пытались-
Больно жалобно пёс глядит.
Метрах в ста,если взять на запад
Милицейский дорожный пост
Лейтенант молодой,помятый
Здесь исправную службу нёс
Подошёл лейтенант к собаке,
Пёс рычал из последних сил.
Человек повернувшись к знакам,
Сел на корточки,попросил:
"Ну поешь хоть чуть-чуть,бедняга!"
Лейтенант протянул еду...
Пёс обжёг человека взглядом,
Человек проглотил слезу...
Пронеслась в голове картина:
Что случилось пять дней назад,
Как девятка,скользя,вонзилась,
Прямо с лёту,КАМАЗу в зад...
После резали автогеном,
Вынимали троих людей...
Из объятий стального плена
На спасателей пёс глядел...
За секунду семья погибла...
Лейтенант протокол писал.
Ну,а случай,сегодня,видно,
Только пса убивать не стал ...
И сидел пёс шестые сутки,
И с надеждой смотрел вперёд...
Он всё ждал,умирая жутко,
Что хозяин за ним придёт.

Порою жаль, что я – собачник.
Не быть им очень много значит:
Постель – без шерсти и слюней,
Я утром нежился бы в ней,
А не спешил в жару, мороз,
Смотреть, как будет какать пёс.
По вечерам б не в парк бежал,
А на диване возлежал,
Смотрел футбол, тянул пивко,
Попутно обрастал жирком.
Друзей бы видел раз в сезон –
Ведь под рукой есть телефон,
Не познакомился б с женой
(были на выставке одной).
Я б дома протирал штаны,
А не объехал пол страны,
Живя от шоу и до шоу.
Но я – собачник. Хорошо-о-о!
:dance3:

fooka (8.8.2008, 14:39) писал:

Спасибо, классное стихотворение, особенно про "какать"))) :dance3:

Грустное стихотворение, скопировала из группы в контакте
Зачем они уходят раньше нас?
Мы вспоминаем маленький комочек,
Холодный нос, и лужи многоточьем
Пометили начищенный палас...
Зачем они уходят раньше нас?

Зачем они уходят раньше нас?
Мы помним неуклюжего подростка,
Который нас любил. Легко и просто,
Дарящего нам счастье без прикрас.
Зачем они уходят раньше нас?

Зачем они уходят раньше нас?
Оставив нам всю боль земной потери.
"ПОСТОЙ, МЫ ОЧЕНЬ МНОГО НЕ УСПЕЛИ"-
Мольба сквозь слёзы в их последний час...
Зачем они уходят раньше нас?

Е.Евтушенко

Чумою скрюченый, без сил,
Скуля прощально, виновато,
Наш пес убить себя просил
Глазами раненого брата.

Молил он, сжавшийся в комок,
О смерти, словно о защите:
«Я помогал вам жить, как мог,-
Вы умереть мне помогите!»

Подстилку в корчах распоров,
Он навсегда прощался с нами
Под стон подопытных коров
В ветеринарном, грязном храме.

Во фразах не витиеват,
Сосредоточенно-рассеян,
Наполнил шприц ветеринар
Своим убийственным спасеньем.

Уткнулась Галя мне в плечо,
Невыносимо милосердье,
Когда единственное что
Мы можем – это помощь смертью.

И даже в небе, тут как тут,
Ушами прядая во мраке,
Где вряд ли ангелы нас ждут,
Нас ждут умершие собаки!

Ты будешь ждать меня, мой брат,
По всем законам постоянства
У райских врат, у входа в ад,
Как на похмелье, после пьянства.

Когда душою отлечу
На небеса, счастливый втайне,
Мне дайте в руки не свечу, -
Кость для моей собаки дайте!

Извините, что это рассказ, а не стихи и по объему великоват, но это именно то, с чего началась моя любовь к пекинесам. Ничего лучше об этой породе мне еще не попадалось. (Если это не вписывается в формат форума, то можно убрать и как-нибудь прицепить в виде файла, чтоб можно было скачать)

НЕМЕЙСКИЙ ЛЕВ
Агата КРИСТИ
1
- Есть что-нибудь интересное, мисс Лемон? - спросил Пуаро, входя утром в свой кабинет.
Он доверял мисс Лемон. Отсутствие воображения она с лихвой восполняла редким чутьем. То, что она считала достойным внимания, как правило, таковым и оказывалось. Мисс Лемон была прирожденной секретаршей.
- Ничего особенного, мосье Пуаро. Но, по-моему, одно письмо вас может заинтересовать. Я его положила поверх других.
- И что же это за письмо? - полюбопытствовал Пуаро, делая шаг вперед.
- У жены этого человека пропал китайский мопс. Вас просят разобраться, в чем там дело.
Пуаро застыл на месте, бросив на мисс Лемон взгляд, полный укоризны, но та его не заметила. Она уже печатала на машинке с пулеметной скоростью и снайперской меткостью.
Пуаро был потрясен; потрясен и расстроен. Мисс Лемон, незаменимая мисс Лемон - и такое сказать! Мопс!
Китайский мопс! И это после чудесного сна, что приснился ему этой ночью! Когда слуга принес ему в постель утренний кофе, он как раз проснулся - в тот момент он возвращался из Букингемского дворца, где его лично поблагодарил...
На языке у него вертелась колкость, и он сдержался только потому, что мисс Лемон за грохотом каретки его попросту не услышала бы.
Крякнув от досады, он взял из стопки злосчастное письмо.
Да, все было именно так, как сказала мисс Лемон. Короткое деловое письмо без всяких отступлений, и о чем? О похищении китайского мопса, пекинеса, одной из этих раскормленных пучеглазых собачонок, которых так обожают богатые дамочки! Пуаро кривился, читая этот вздор.
И чем же эта ерунда могла заинтересовать его? Ровным счетом ничем... Хотя... Нет, все же мисс Лемон права. Одна деталь действительно очень необычна...
Пуаро сел за стол и еще раз внимательно перечел письмо. Не таким он представлял себе свой первый подвиг.
Ловить какую-то собачонку! Ничего стоящего в этом деле не было, напротив, оно было совершенно никчемным. И главное, оно никак не тянуло на подвиг Геракла.
Тем не менее он был заинтригован...
Наконец любопытство пересилило его разочарование.
- Позвоните в контору этому сэру Джозефу Хоггину, - распорядился он, стараясь перекричать стрекочущую машинку, - и спросите, когда он сможет принять меня.
Все-таки мисс Лемон, как всегда, оказалась права.

2
- Я, мосье Пуаро, человек простой, - заявил сэр Джозеф Хоггин.
Пуаро неопределенно повел правой рукой. Жест этот при желании можно было истолковать и как восхищение блестящей карьерой сэра Джозефа, и как одобрение его скромности, и как вежливое неприятие столь заниженной самооценки. Но ни в коем случае не как согласие с этим утверждением, хотя на самом деле Пуаро подумал, что сэр Джозеф и впрямь производит впечатление человека простого, чтобы не сказать вульгарного. Этот двойной подбородок и маленькие поросячьи глазки, этот нос картошкой и поджатые губы. Все это определенно кого-то или что-то напоминало, но кого или что именно - Пуаро никак не мог припомнить. Что-то очень давнее.., еще в Бельгии... что-то, связанное с мылом...
Сэр Джозеф между тем продолжал:
- Выкрутасов я не люблю и вокруг да около ходить не стану. Многие бы плюнули на эту неприятность, мосье Пуаро, да и забыли, но Джозеф Хоггин не из таковских.
Я человек состоятельный, и для меня пара сотен фунтов ничего не значит...
- С чем вас и поздравляю, - не утерпел Пуаро.
- А?
Сэр Джозеф помолчал, собираясь с мыслями. Глазки его сузились еще больше.
- Не подумайте, что я привык швыряться деньгами, - изрек он наконец. - Да, я покупаю все, что мне нужно, но плачу сколько следует - и ни пенни больше.
- Вам известно, что мои услуги стоят дорого? - поинтересовался Пуаро.
- Да, конечно. Но дело-то пустяковое, - хитро прищурился сэр Джозеф.
- Я не привык торговаться, - пожал плечами Пуаро. - Я - специалист, а за услуги специалиста надо платить.
- Знаю, что вы в своем деле лучший. Навел справки, мне сказали, что лучше вас не найти. Я хочу докопаться, в чем тут фокус, и за ценой не постою, потому и решил вас сюда залучить.
- Вам просто повезло, - небрежно заметил Пуаро.
- Да? - недоуменно отозвался сэр Джозеф.
- Несказанно повезло, - уточнил Пуаро. - Скажу вам без ложной скромности, я сумел многого добиться, сделал блестящую карьеру. В ближайшем будущем я собираюсь отойти от дел, поселиться в деревне и время от времени путешествовать по свету. Мечтаю вывести новые сорта кабачков - чудесные овощи, но им недостает пикантности. Впрочем, это неважно. Суть в том, что я дал себе зарок. Перед тем как уйти на покой, расследовать двенадцать дел - ни больше, ни меньше. Так сказать, добровольные подвиги Геракла. Ваше дело, сэр Джозеф, станет первым из них. Меня в нем привлекла, - вздохнул Пуаро, - его вопиющая незначительность.
- Значительность? - переспросил сэр Джозеф.
- Я сказал незначительность. Мне приходилось распутывать разные дела: раскрывать убийства, подозрительные смерти, грабежи, кражи драгоценностей. Но чтобы Эркюль Пуаро взялся выяснять, куда делся китайский мопс!.. Об этом меня просят впервые.
- Скажите на милость! - хмыкнул сэр Джозеф. - Я-то думал, у вас отбою нет от дамочек, которые хотят, чтобы вы нашли их мосек.
- Угадали. Но впервые ко мне обратилась не сама хозяйка, а ее муж.
Сэр Джозеф одобрительно прищурился.
- Я начинаю понимать, почему мне порекомендовали именно вас, - протянул он. - Вы, мистер Пуаро, малый не промах.
- Не могли бы вы рассказать обо всем поподробнее? - подстегнул собеседника Пуаро. - Когда пропала собака?
- Ровно неделю назад.
- И с тех пор, надо полагать, ваша жена места себе не находит?
- Да нет, вы не поняли. Собаку уже вернули.
- Вернули? В таком случае позвольте полюбопытствовать, при чем здесь я?
- Да при том, что я не потерплю издевательства! - побагровел сэр Джозеф. - Сейчас я вам все объясню. Собаку украли неделю назад из Кенсингтонского сада - ее компаньонка жены выгуливала. На следующий день с моей жены потребовали двести фунтов. Подумайте только - двести фунтов за паршивую собачонку, которая только и умеет, что путаться под ногами!
- Вы, естественно, отказались?
- Безусловно отказался бы - да только я об этом слыхом не слыхивал! Милли - моя жена - прекрасно знала, что я на это бы ответил, ну и решила ничего мне не говорить. Просто послала по указанному адресу деньги в фунтовых бумажках, как они требовали.
- И собаку вернули?
- Да. Вечером позвонили в дверь и оставили эту тварь на пороге. Когда открыли, никого рядом не было.
- Прекрасно. Продолжайте.
- Тут, конечно, Милли во всем призналась и я слегка погорячился, но скоро успокоился - дело-то было сделано, да и чего можно требовать от женщины? Короче говоря, я бы, наверное, не стал ничего предпринимать, если бы не встретил в клубе старика Самуэльсона.
- Простите?
- Черт побери, да это же самый настоящий бандитизм! С ним случилось то же самое. Только у его жены они выманили три сотни! Ну, это уж было слишком. Я решил положить этому конец и написал вам.
- Но вам, пожалуй, следовало бы обратиться в полицию. Кстати, это обошлось бы гораздо дешевле, Сэр Джозеф задумчиво почесал нос:
- Вы женаты, мистер Пуаро?
- Увы, не имел счастья.
- Гм, - хмыкнул сэр Джозеф. - Насчет счастья - это как посмотреть.., но, будь вы женаты, знали бы, что женщины - странные создания. Моя благоверная устроила истерику при одном упоминании о полиции - вбила себе в голову, что, если я обращусь туда, с ее драгоценным Шан Дуном что-нибудь стрясется. О полиции она и слышать не хотела, да, если честно, и о вас тоже. Правда, тут уж я настоял, и Милли пришлось уступить, но, как вы понимаете, она отнюдь не в восторге.
- Я вижу, положение создалось щекотливое, - промурлыкал Пуаро. - Пожалуй, мне следует побеседовать с вашей супругой и выяснить у нее кое-какие детали, а заодно и успокоить. Уверяю вас, что ее песик будет в целости и сохранности.
Кивнув, сэр Джозеф поднялся на ноги:
- Я вас отвезу.

3
Не успели сэр Джозеф и Эркюль Пуаро войти в большую, жарко натопленную и претенциозно обставленную гостиную, где сидели две женщины, как навстречу им, свирепо лая, рванулся маленький мопс. Он закружил вокруг Пуаро, явно подбираясь к его икрам.
- Шан, Шан, ко мне. Иди, иди к мамочке, дусик...
Поймайте его, мисс Карнаби-Компаньонка кинулась выполнять приказ, а Пуаро пробормотал:
- Скажите на милость, настоящий лев.
- Да, - согласилась запыхавшаяся компаньонка, - он превосходный сторожевой пес, никого и ничего не боится. Хороший мальчик, хороший...
Представив дамам своего гостя, сэр Джозеф произнес:
- Ну, мистер Пуаро, не буду вам мешать, - и, небрежно кивнув, вышел из комнаты.
Леди Хоггин была коренастой, похоже, вздорной женщиной с крашенными хной волосами. Ее суетливая компаньонка, мисс Карнаби, была пухленькой особой, лет сорока с небольшим. К леди Хоггин она относилась с большим почтением и явно ее побаивалась.
- Ну, леди Хоггин, - тут же начал Пуаро, - расскажите мне, пожалуйста, поподробнее об этой отвратительной истории.
- Как я рада, что вы поняли, насколько это серьезно, мосье Пуаро. - Леди Хоггин вспыхнула. - Это самое настоящее преступление. Пекинесы такие чувствительные - прямо как дети. Даже если с ним там хорошо обращались, бедный Шан Дун мог умереть от испуга.
- Злодеи, самые настоящие злодеи! - дрожащим голосом вставила компаньонка.
- Если можно, я хотел бы знать факты.
- Ну, дело было так. Шан Дун пошел с мисс Карнаби на прогулку в парк...
- Да, да, это я во всем виновата, - вновь запричитала компаньонка. - Как я могла быть такой неосторожной... такой беспечной...
- Не хочу упрекать вас, мисс Карнаби, - язвительно отозвалась ее хозяйка, - но, думаю, вам действительно не помешало бы быть повнимательнее.
- Так что же произошло? - Пуаро перевел взгляд на компаньонку.
Мисс Карнаби разразилась пространным монологом:
- Не понимаю, как это случилось! Мы шли по дорожке среди цветов - конечно же я не спускала Шан Дуна с поводка - ну, он сходил на травку, и я уже собиралась повернуть к дому, как вдруг увидела младенца в коляске - просто ангелочек - розовощекий, с кудряшками! Я не могла удержаться и спросила у няньки, сколько ему лет. Она сказала, полтора года - право же, все это продолжалось не больше минуты, но, когда я оглянулась, оказалось, что Шана нигде нет, а поводок был перерезан.
- Если бы вы как следует выполняли свои обязанности, - бросила леди Хоггин, - никто бы не сумел подкрасться и перерезать поводок.
Увидя, что глаза у мисс Карнаби на мокром месте, Пуаро поспешил вмешаться:
- И что же было потом?
- Ну, я, конечно, все вокруг обыскала. Звала его, звала... Спросила дворника, не видел ли он кого с пекинесом на руках, но он ничего не видел.., я просто не знала, что делать, снова везде начала смотреть... Потом вернулась домой...
Мисс Карнаби судорожно вздохнула. Пуаро живо представил себе разыгравшуюся дома сцену.
- А потом вы получили письмо?
Леди Хоггин взяла бразды в свои руки.
- На следующий день, утренней почтой. Там было сказано, что, если я хочу увидеть Шан Дуна живым, я должна послать двести фунтов однофунтовыми банкнотами обычной посылкой на имя капитана Кертиса, Блумсбери-роуд-сквер, дом тридцать восемь. И еще там говорилось, что если деньги будут помечены или если я сообщу в полицию, то.., то.., они отрежут Шан Дуну хвост и уши!
- Какой ужас, - всхлипнула мисс Карнаби. - Бывают же такие изуверы...
- Там еще говорилось, - продолжала леди Хоггин, - что если я сразу же вышлю деньги, то вечером Шан Дун вернется домой живой и невредимый, но если.., если потом я все-таки обращусь в полицию, добром для Шан Дуна это не кончится.
- Господи, - плаксивым голоском пролепетала мисс Карнаби, - боюсь, как бы теперь... Мосье Пуаро, конечно, не полицейский...
- Сами видите, мистер Пуаро, - озабоченно сказала леди Хоггин, - вы должны быть очень осторожны.
- Но я ведь не из полиции, - успокоил ее Пуаро. - Я буду предельно осторожен. Гарантирую вам, что Шан Дун отныне в полной безопасности.
Волшебное слово "гарантирую", казалось, успокоило обеих дам, и Пуаро продолжал:
- Письмо при вас?
- Нет, - покачала головой леди Хоггин, - было ведено отправить его" вместе с деньгами.
- И вы его отправили?
- Да.
- Гм... Очень жаль.
- Зато у меня сохранился обрывок поводка, - обрадовалась случаю оказаться полезной мисс Карнаби. - Принести? - И она выбежала из комнаты.
Воспользовавшись моментом, Пуаро расспросил о ней.
- Эйми Карнаби? Я совершенно в ней уверена. Добрая душа, хоть и глуповата, конечно. Но у меня было несколько компаньонок и все - глупы как пробки. Эйми, по крайней мере, любит Шан Дуна, и вся эта история ужасно ее расстроила - впрочем, поделом ей - будет знать, как заглядываться на чужие коляски и забывать о моем пупсике! Все эти старые девы помешаны на младенцах! Нет, она к похищению не имеет никакого отношения.
- Похоже на то, - согласился Пуаро, - но, поскольку песик пропал, когда с ним была мисс Карнаби, следует хорошенько ее проверить. Она давно у вас служит?
- Почти год. У нее блестящие рекомендации. До нас она работала у леди Хартингфилд - до самой ее смерти, почти десять лет, а потом ухаживала за больной сестрой.
Сердце у нее золотое, хотя дура она, конечно, редкостная.
Вернулась запыхавшаяся Эйми Карнаби и, с надеждой глядя на Пуаро, вручила ему обрывок поводка.
- Mais oui <Конечно же (фр.).>, - обронил Пуаро, тщательно осмотрев поводок, - его, несомненно, перерезали.
Обе женщины смотрели на него, как на спасителя.
- Я возьму его с собой, - заявил Пуаро, с самым серьезным видом опуская поводок в карман.
Женщины облегченно вздохнули - он явно оправдал их ожидания.

4
Пуаро никогда не изменял своему правилу все необходимо проверять.
Конечно, было весьма сомнительно, что глуповатая и бестолковая мисс Карнаби вдруг окажется не той, за кого себя выдает. Но Пуаро все-таки не пожалел усилий и добился встречи с племянницей покойной леди Хартингфилд.
- Эйми Карнаби? - переспросила мисс Малтраверс, особа на редкость неприветливая. - Разумеется, помню.
Как раз то, что нужно было тете Джулии: любила собак и прекрасно читала вслух. И деликатная, никогда не спорила с больным человеком. А что с ней? Надеюсь, никаких неприятностей? Я ей давала рекомендацию с год назад, она собиралась поступать на службу к какой-то женщине.., фамилия, кажется, на X...
Пуаро поторопился объяснить, что с работой у мисс Карнаби все в порядке. Просто произошла маленькая неприятность с собакой, пояснил он.
- Эйми Карнаби обожает собак. У тети был пекинес, которого она завещала мисс Карнаби. Та была от него без ума и страшно горевала, когда он умер. Она очень добрая женщина, хотя и не слишком умная.
Пуаро согласился, что мисс Карнаби вряд ли можно назвать умной, и отправился на поиски дворника, с которым мисс Карнаби разговаривала в тот роковой день.
Служитель отыскался быстро и даже вспомнил о происшествии.
- Не первой молодости дамочка, полная такая... Она чуть не каждый день здесь собаку выгуливает, вот и в тот день пришла. А потом подбегает ко мне, на самой лица нет, говорит, собака пропала, не видел ли я кого с пекинесом. Да разве я помню! В парке этих шавок до черта, всех пород - и терьеры, и пекинесы, и таксы.., эти коротконогие, даже борзые попадаются... Да мне уже и смотреть на них тошно!
Эркюль Пуаро задумчиво кивнул и направился в дом 38 по Блумсбери-роуд-сквер.
Дома 38, 39 и 40 вместе составляли гостиницу "Балаклава". Когда Пуаро, поднявшись по ступенькам, открыл дверь, на него из полумрака вестибюля пахнуло варящейся капустой и копченой селедкой. Слева стоял стол красного дерева с поникшей хризантемой, а над ним - большая, прикрытая зеленым сукном полка для писем. Задумчиво осмотревшись, Пуаро открыл дверь справа. Она вела в помещение, отдаленно напоминавшее гостиную, с маленькими столиками и креслами, обтянутыми блеклым кретоном. Три пожилых дамы и свирепого вида старый джентльмен разом подняли головы и злобно уставились на непрошеного гостя. Пуаро смущенно ретировался.
Пройдя по коридору, он вышел на лестничную площадку. Направо отходил другой коридор, в начале которого была дверь с надписью "Администрация". Пуаро постучал и, не получив ответа, заглянул внутрь. В комнате стоял заваленный бумагами письменный стол, но никого не было. Прикрыв за собой дверь, Пуаро по этому же коридору направился в столовую.
Мрачная девица в грязном фартуке носилась с корзинкой ножей и вилок, раскладывая их по столам.
- Простите, где я могу видеть управляющего? - извиняющим тоном спросил Пуаро.
- Понятия не имею, - буркнула девица.
- В конторе никого нет, - пояснил Пуаро.
- Ну не знаю я, где она может быть.
- А как бы это можно выяснить? - Пуаро был вежлив, но настойчив.
Девица тяжело вздохнула. Мало ей забот, так вот еще одна...
- Ладно, - процедила она сквозь зубы, - сейчас посмотрю.
Поблагодарив ее, Пуаро, отнюдь не жаждавший снова угодить под злобные взгляды обитателей гостиной, вернулся обратно в вестибюль. Он смотрел на прикрытую сукном полку для писем, когда шуршание платья и сильный запах девонширских фиалок возвестили о приходе управляющей.
Миссис Харт излучала доброжелательность.
- Простите, что заставила вас ждать, - воскликнула она. - Вам нужна комната?
- Пока нет, - отозвался Пуаро. - Я хотел узнать, не останавливался ли у вас в последнее время мой друг, капитан Кертис.
- Кертис! - воскликнула миссис Харт. - Капитан Кертис? Где же я слышала это имя?
Не дождавшись подсказки от Пуаро, она досадливо покачала головой.
- Так, значит, капитан Кертис у вас не останавливался? - спросил Пуаро.
- Нет, во всяком случае, в последнее время. Но это имя мне несомненно знакомо. Не могли бы вы описать вашего друга?
- Это довольно-таки затруднительно, - покачал головой Пуаро. - Скажите, а случается, что в вашу гостиницу приходят письма на имя людей, здесь не проживающих?
- Конечно.
- И что же вы с ними делаете?
- Какое-то время храним. Видите ли, обычно это означает, что человек, которому пишут, вскоре поселится у нас. Ну, а если письма и посылки длительное время остаются невостребованными, мы возвращаем их на почту.
- Понятно, - задумчиво кивнул Пуаро и добавил:
- Я, знаете ли, послал на ваш адрес письмо своему другу.
Лицо миссис Харт просветлело.
- Теперь все ясно. Я, должно быть, видела его имя на конверте. Но у нас бывает столько отставных военных...
Давайте посмотрим. - И она воззрилась на полку.
- Письма там нет, - сказал Пуаро.
- Наверное, мы отдали его почтальону. Мне очень жаль. Надеюсь, ничего серьезного?
- Нет-нет, не беспокойтесь.
Пуаро направился к двери, но благоухающая фиалками миссис Харт, перехватила его на полдороги.
- Если ваш друг появится...
- Вряд ли. Должно быть, я ошибся...
- У нас самые низкие цены. Послеобеденный кофе включен в стоимость проживания. Давайте я покажу вам несколько номеров...
С большим трудом Пуаро удалось ускользнуть.

5
По сравнению с гостиной леди Хоггин гостиная миссис Самуэльсон была больше, еще затейливей обставлена и еще сильнее натоплена. Пуаро с трудом протиснулся между позолоченных пристенных столиков и скульптур в человеческий рост.
Миссис Самуэльсон, надменно взиравшая на Пуаро, была повыше леди Хоггин, с глазами навыкате, волосы ее были вытравлены пергидролем <Пергидроль - тридцатипроцентный раствор перекиси водорода, бесцветная жидкость, применяемая в медицине и для отбеливания волос.>. Пекинеса же звали Нанки Пу. Ее компаньонка, мисс Кебл, в отличие от пухленькой мисс Карнаби, была тощей и высохшей, но столь же словоохотливой и с таким же благоговением слушала хозяйку. Ее тоже обвиняли в пропаже драгоценного песика.
- Представить себе не могу, мистер Пуаро, как это могло случиться. Я отвлеклась буквально на секунду. У входа в "Хэрродз" какая-то нянька спросила меня, который час...
- Нянька? - прервал ее излияния Пуаро. - Какая нянька?
- Ну, нянька с младенцем. Просто чудный младенец, такая милая крошка! Щечки такие розовые! А еще говорят, будто в Лондоне нет ни одного здорового ребенка! По-моему...
- Эллен, - ледяным голосом произнесла миссис Самуэльсон.
Мисс Кебл зарделась, поперхнулась и умолкла.
- А пока мисс Кебл пялилась на чужого младенца, - язвительно прокомментировала миссис Самуэльсон, - этот негодяй перерезал поводок Нанки Пу и был таков.
- Все произошло так быстро, - сквозь слезы пробормотала мисс Кебл. - Я оглянулась, а нашего мальчика уже нет - только обрывок поводка. Хотите, я вам его покажу, мистер Пуаро?
- Ни в коем случае, - поспешно выпалил Пуаро, который вовсе не жаждал стать обладателем еще одного поводка. - Насколько я понимаю, вскоре после этого вы получили письмо?
Из рассказа потерпевших выяснилось, что обе истории были похожи друг на друга как две капли воды: письмо, угрозы оставить похищенных собачек без ушей и хвоста.
Отличалась только сумма выкупа - 300 фунтов - и адрес.
На этот раз деньги предлагалось выслать капитану Блекли в гостиницу Харрингтон, улица Клонмел Гарденз в Кенсингтоне, дом 76.
- Когда Нанки Пу вернулся домой, - продолжала между тем миссис Самуэльсон, - я лично отправилась туда, мистер Пуаро. В конце концов, триста фунтов - это триста фунтов.
- Разумеется, мадам.
- Я сразу же увидела на полке в вестибюле свое письмо. Пока я ждала хозяйку гостиницы, то успела незаметно сунуть его себе в сумочку. К несчастью...
- К несчастью, когда вы его вскрыли, там оказался обычный лист бумаги.
- Как вы догадались? - восхищенно воззрилась на Пуаро миссис Самуэльсон.
Пуаро пожал плечами.
- Очевидно, chere Madame <Дорогая мадам (фр.).>, похититель сообразил бы забрать деньги прежде, чем возвратить собаку. Для этого ему нужно было взять деньги и сунуть в конверт бумагу, а затем положить письмо на место, чтобы никто ничего не заподозрил.
- И никакой капитан Блекли там никогда не останавливался.
При этих словах Пуаро усмехнулся.
- Мой муж, конечно, был всем этим очень раздосадован. По правде говоря, он просто кипел от злости!
- Вы.., э-э, - осторожно поинтересовался Пуаро, - не посоветовались с ним, перед тем как отправить письмо?
- Разумеется, нет, - отрезала мисс Самуэльсон, и в ответ на вопросительный взгляд Пуаро пояснила:
- Я не могла рисковать. Мужчины так странно ведут себя, когда дело касается денег. Джекоб стал бы настаивать, чтобы мы обратились в полицию. Ни за что! Бедняжка Нанки Пу! С ним ведь могло невесть что случиться! Конечно, потом мне пришлось все рассказать мужу, ведь я как-то должна была ему объяснить исчезновение трехсот фунтов.
- Да-да, конечно, - пробормотал Пуаро.
- Никогда не видела его таким злым. Мужчин, - сказала миссис Самуэльсон, поправляя бриллиантовый браслет, - не интересует ничего, кроме денег.

6
Поднявшись на лифте, Пуаро вошел в приемную сэра Джозефа Хоггина. Секретарь, которому он передал визитную карточку, объяснил, что сэр Джозеф только что освободился и немедленно его примет. Из кабинета меж тем выплыла надменная блондинка с какими-то бумагами и удалилась, на ходу облив презрением несуразного усатого человечка.
Сэр Джозеф восседал за огромным столом красного дерева. На щеке его рдел след от губной помады.
- Ну, мистер Пуаро, присаживайтесь. Есть какие-нибудь новости?
- Схема проста до гениальности, - начал Пуаро. - Во всех случаях деньги предлагалось послать на адрес меблированных комнат или дешевых гостиниц, где нет ни швейцара, ни носильщиков и всегда толпится множество постояльцев, в основном, отставных военных. Войти туда можно запросто. И либо просто взять письмо с полки, либо изъять из него деньги и подложить обычную бумагу. Ну а какова дальнейшая судьба этих денег - тут полная неясность, никаких концов.
- Вы хотите сказать, что не имеете представления о том, кто все это проделывает?
- Ну почему же. Кое-какие соображения у меня есть.
Мне понадобится несколько дней, чтобы их проверить.
- Неплохо, - с любопытством посмотрел на Пуаро сэр Джозеф. - Что ж, когда у вас будет что мне сообщить...
- Я заеду к вам домой.
- Если вы раскроете это дело, я буду считать, что вы лучший сыщик современности, - подбодрил собеседника сэр Джозеф.
- Никаких если. У Эркюля Пуаро нераскрытых дел не бывает.
Сэр Джозеф недоверчиво усмехнулся.
- Вы так уверены в себе?
- У меня есть для этого все основания.
- Ну-ну. - Сэр Джозеф откинулся на спинку кресла. - Знаете, говорят, гордыня до добра не доводит.

7
Эркюль Пуаро, сидя перед электрическим обогревателем и любуясь его безупречно правильной геометрической формой, отдавал распоряжения своему верному слуге и помощнику:
- Вы все поняли, Джордж?
- Прекрасно понял, сэр.
- Скорее всего, это квартира или часть дома, и притом в определенном районе. К югу от Парк-Лейн, к востоку от Кенсингтон-Черч, к западу от Найтсбриджских казарм и к северу от Фулем-роуд.
- Я все прекрасно понял, сэр.
- Любопытное дельце, - пробормотал себе под нос Пуаро. - Чувствуется недюжинный организаторский талант, не говоря уже о том, что основное действующее лицо - Немейский лев, так сказать - удивительнейшим образом остается невидимым для окружающих. Да, любопытное дельце. Только вот жаль, что клиент попался не слишком симпатичный, уж больно напоминает мне того владельца мыловаренной фабрики из Льежа, который отравил супругу, чтобы жениться на смазливой блондинке-секретарше. Одно из первых моих дел.
Покачав головой, Джордж веско произнес:
- От этих блондинок, сэр, всегда одни неприятности.

8
Тремя днями позже верный Джордж доложил:
- Вот адрес, сэр.
Пуаро взял протянутый ему листок бумаги.
- Прекрасно, дружище. И по каким дням?
- По четвергам, сэр.
- А сегодня у нас как раз четверг. Не будем откладывать.
Через двадцать минут Эркюль Пуаро уже входил в Росхолм Меншенз, неприметный многоквартирный дом, приютившийся на неприметной боковой улочке. Квартира номер десять находилась на последнем, четвертом этаже, а так как лифта в доме не было, ему пришлось покрутиться по узенькой винтовой лестнице.
Когда наверху он остановился перевести дыхание, из-за двери квартиры номер десять тотчас раздался громкий собачий лай.
Пуаро удовлетворенно покачал головой и нажал кнопку звонка.
Лай зазвучал еще сильнее, послышались шаги, дверь отворилась...
Мисс Эйми Карнаби в испуге отшатнулась, прижав руки к пухлой груди.
- Вы позволите мне войти? - спросил Пуаро и, не дожидаясь ответа, проследовал внутрь.
Он сразу же двинулся в открытую дверь гостиной, и мисс Карнаби как зачарованная последовала за ним.
Маленькая комнатка была вся заставлена мебелью, среди которой с трудом можно было разглядеть хрупкую, пожилую леди, лежащую на диване у газового камина. При виде Пуаро с дивана соскочил пекинес и с подозрительным ворчаньем принялся его обнюхивать.
- А-а, - приветствовал его Пуаро, - наш главный герой! Приветствую вас, мой маленький друг.
Наклонившись, он протянул руку. Песик обнюхал и ее, не сводя умных глаз с лица Пуаро.
- Так вы все знаете? - слабым голосом пролепетала Эйми Карнаби.
- Да, я все знаю, - кивнул Пуаро. - Это, надо полагать, ваша сестра?
- Да, - машинально ответила Эйми Карнаби. - Эмили, это мистер Эркюль Пуаро.
Эмили Карнаби, у которой от изумления перехватило дыхание, тихо ойкнула.
- Огастес, - позвала Эйми Карнаби.
Пекинес взглянул на нее, вильнул хвостиком и продолжил изучение ладони Пуаро. Удовлетворенный, он снова вильнул хвостом.
Пуаро бережно взял песика на руки и сел, посадив Огастеса себе на колени.
- Ну что ж, - сказал он, - дело сделано. Немейский лев пойман.
- Вы в самом деле все знаете? - сухо спросила Эйми Карнаби.
- Думаю, что да, - кивнул Пуаро. - Вы - с помощью Огастеса - организовали все дело. Вы брали собачку вашей работодательницы на прогулку, приводили ее сюда и отправлялись в парк с Огастесом. Служитель, как всегда, видел вас с пекинесом. Нянька, если бы мы ее нашли, тоже подтвердила бы, что, когда вы заговорили с ней, при вас был пекинес. Вы же, не прерывая беседы, незаметно перерезали поводок, и выдрессированный вами Огастес кратчайшей дорогой мчался домой. Ну, а спустя некоторое время вы вдруг спохватывались, шумели; рыдали, ставя таким образом всех в известность, что собаку украли.
После недолгой паузы мисс Карнаби гордо выпрямилась.
- Да. Все было именно так, - сказала она. Я.., мне нечего сказать.
Женщина тихо заплакала.
- Так уж и нечего, мадемуазель? - поинтересовался Пуаро.
- Абсолютно нечего. Я самая обыкновенная воровка, и вы меня поймали за руку.
- И вам нечего сказать в свою защиту? - настаивал Пуаро.
Бледные щеки Эйми Карнаби слегка порозовели.
- Я ни о чем не жалею, мистер Пуаро. Вы хороший человек, и, может быть, вы меня поймете. Я.., я просто очень боялась...
- Боялись?
- Да. Джентльмену, конечно, трудно это понять, но, видите ли, я - самый обыкновенный человек, без особых талантов, без особого образования, а годы-то идут... У меня нет никакой уверенности в будущем. Мне не удалось ничего отложить на черный день, да и как я могла отложить, когда нужно было заботиться об Эмили? А ведь годы берут свое, и шансов найти приличную работу у меня будет все меньше и меньше... Сейчас предпочитают молодых и проворных. Я.., я знаю столько таких же, как я.., живешь в маленькой комнатке, нет денег даже на отопление, ешь от случая к случаю.., а иногда и на жилье денег не остается... Существуют, конечно, дома престарелых, но разве туда сунешься без влиятельных знакомых, а где они , эти знакомые... Нас очень много - несчастных компаньонок, никому не нужных женщин.., без профессии... а впереди только страх...
Голос мисс Карнаби задрожал, но она продолжала:
- И вот.., мы собрались вместе, несколько человек... и я придумала... Собственно, на эту идею меня навел Огастес. Видите ли, для большинства людей все пекинесы на одно лицо, ну.., как для нас китайцы. Это смешно, конечно. Никто из знающих Огастеса никогда не спутает его ни с Нанки Пу, ни с Шан Дуном, ни с каким другим пекинесом. Во-первых, он гораздо умнее, а во-вторых, не в пример красивее, но.., большинство людей даже не заметит никакой разницы. Меня надоумил Огастес - а также то, что многие богатые дамы держат именно пекинесов.
- Должно быть, это было прибыльное предприятие! - неприметно усмехнулся Пуаро. - И сколько же человек в вашей.., вашей шайке? Или, может быть, мне следовало бы спросить, сколько успешных операций вам удалось провернуть?
- Шан Дун был шестнадцатым, - честно ответила мисс Карнаби.
- Поздравляю, - приподнял брови Пуаро. - Вы, видимо, действительно все замечательно организовали.
- Эйми всегда это удавалось, - подала голос Эмили Карнаби. - Наш покойный отец - он был викарием в Келлингтоне, в Эссексе, - всегда говорил, что она прекрасно все планирует. Это она организовывала благотворительные ярмарки, приходские собрания и все прочее...
- Не могу не согласиться, - произнес с поклоном Пуаро. - Как преступнице, мадемуазель, вам просто нет равных.
- Преступница... - прошептала Эйми Карнаби. - Да, пожалуй... Но знаете.., я никогда не чувствовала себя преступницей.
- А кем же вы себя чувствовали?
- Вы, конечно, правы. Я нарушала закон. Но поймите.., как бы это объяснить? Почти все, кто нас нанимает, далеко не самые симпатичные люди. Взять ту же леди Хоггин - ей ничего не стоит наговорить мне бог знает каких грубостей. Как-то ей показалось, что тоник горчит, так она намекнула, что я туда что-то подсыпала... ну, были и другие случаи... - Мисс Карнаби покраснела. - Знали бы вы, как это неприятно. А так как ответить не можешь, раздражение все накапливается и накапливается.., надеюсь, вы меня понимаете.
- Я прекрасно вас понимаю.
- Да, а еще видишь, как они деньги швыряют на ветер... А еще сэр Джозеф любит прихвастнуть, какую комбинацию он провернул на бирже. Я, конечно, в финансах ничего не смыслю, но, по-моему, это самый настоящий обман. От всего этого я была сама не своя, ну и подумала, что не грех выманить немного денег у тех, кто этого даже не заметит и кому эти деньги достались не очень-то честным путем.
- Современный Робин Гуд! - пробормотал Пуаро. - Скажите, мисс Карнаби, вы когда-нибудь приводили в исполнение содержавшиеся в ваших письмах угрозы?
- Угрозы?
- Доходило ли до того, что вы калечили собак?
- Ну что вы, - с ужасом воскликнула мисс Карнаби. - Боже упаси! Это был просто.., ну, как бы это сказать.., художественный прием.
- И в самом деле художественный, и весьма убедительный.
- Я и не сомневалась, что он сработает. Я же знала, что было бы со мной, случись такое с Огастесом... Только нужно было действовать так, чтобы мужья раньше времени не узнали. И все проходило без сучка и задоринки. В девяти случаях из десяти письмо с деньгами поручали опустить компаньонке. Мы обычно аккуратно вскрывали письмо, забирали деньги, а в конверт клали бумагу. Пару раз хозяйки сами отправляли письма. Тогда нам приходилось наведываться в гостиницу и изымать письма, только и всего.
- А все эти няньки с младенцем? Тоже художественный прием?
- Ну, видите ли, мосье Пуаро, всем известно, что старые девы обожают маленьких детей, поэтому казалось вполне естественным, что компаньонка, засмотревшись на младенца, тут же забыла о всем прочем.
- Вы тонкий психолог, прекрасно все рассчитала сказал со вздохом Пуаро, - и организовано все прекрасно.
К тому же вы превосходная актриса. В тот день, когда я беседовал с леди Хоггин, вы ни единым жестом себя не выдали. Не скромничайте, мисс Карнаби. Может быть, вы и не так образованны, но в уме и предприимчивости вам не откажешь.
- И все-таки я попалась, мосье Пуаро, - слабо улыбнулась мисс Карнаби.
- Только благодаря моим серым клеточкам, но тут уж иного быть не могло. Побеседовав с миссис Хоггин, я понял, что похищение Шан Дуна - одно из целой серии подобных событий. К тому времени я уже знал, что вам когда-то передали пекинеса и что у вас есть больная сестра.
Мне оставалось только попросить моего слугу поискать где-то неподалеку от всех этих потерпевших маленькую квартирку, где живет больная леди с пекинесом, которую раз в неделю, в свой выходной, навещает сестра. Видите, как все просто.
- Вы были настолько любезны, - Эйми Карнаби расправила поникшие плечи, - что я осмелюсь обратиться к вам с просьбой. Я понимаю, что должна понести наказание. Меня, очевидно, отправят в тюрьму. Но, мосье Пуаро, нельзя ли избежать огласки? Я обязана подумать о покое Эмили, к тому же.., не хотелось бы огорчать тех немногих, кто помнит нас по прежней жизни. И еще...
Нельзя ли устроить так, чтобы в тюрьме я значилась под каким-нибудь другим именем? Или это невозможно?
- Погодите, мы попробуем придумать что-нибудь получше, - отозвался Пуаро. - Но я хотел бы оговорить одно условие. С вымогательством нужно покончить. Собаки больше не должны пропадать. Договорились?
- Да! Да, конечно!
- И придется вернуть деньги леди Хоггин.
Эйми Карнаби прошла в другой конец комнаты, открыла ящик письменного стола, достала пачку ассигнаций и вручила ее Пуаро.
- Я собиралась сегодня сдать их в общий котел.
Пересчитав деньги, Пуаро поднялся.
- Полагаю, мне удастся убедить сэра Джозефа не возбуждать против вас дела, мисс Карнаби.
- О, мосье Пуаро!
Эйми Карнаби стиснула руки. Эмили радостно вскрикнула. Огастес залаял и завилял хвостом.
- Что же касается вас, mon ami <Друг мой (фр.).>, - обратился к нему Пуаро, - я был бы рад кое-что у вас позаимствовать. Мне не помешал бы ваш плащ-невидимка. Ведь никто ни разу не заподозрил, что в операции замешана другая собака, Львиная шкура делает Огастеса невидимым.
- А знаете, мосье Пуаро, существует легенда, что пекинесы когда-то были львами. И сердца у них до сих пор львиные!
- Огастес, надо полагать, тот самый якобы умерший песик, которого завещала вам леди Хартингфилд. А вы не боитесь отпускать его одного домой, ведь на улицах такое движение?
- Что вы, мосье Пуаро, Огастес умеет вести себя на улице. Он даже знает, что такое улица с односторонним движением!
- В таком случае, - улыбнулся Пуаро, - он даст фору большинству людей!

9
Сэр Джозеф встретил Пуаро на пороге своего кабинета:
- Ну, мистер Пуаро? Как наши дела?
- Позвольте для начала задать вам один вопрос, - сказал Пуаро, присаживаясь. - Я выяснил, кто преступник, и думаю, смогу представить достаточно улик, но в этом случае вы вряд ли вернете свои деньги.
- Это почему же? - Сэр Джозеф побагровел от возмущения.
- Но поскольку я не полицейский, - продолжал Пуаро, - то действую исключительно в интересах клиента. Думаю, я смог бы вернуть ваши деньги - при условии, что вы откажетесь от уголовного преследования.
- Хм. Надо подумать.
- Решать вам. Вообще-то во имя общественного блага вы должны были бы предпочесть наказание преступника.
Полагаю, большинство людей одобрили бы именно такой подход.
- Еще бы им не одобрить, - пробурчал сэр Джозеф, - не их же деньгам пропадать. Терпеть не могу, когда меня пытаются надуть. Никому еще это с рук не сходило.
- Так как же вы поступите?
- Естественно, заберу деньги! - стукнул кулаком по столу сэр Джозеф. - Еще не хватает, чтобы кто-то хвастал, как ловко он выманил у меня две сотни.
Пуаро встал, подошел к столу, выписал чек на двести фунтов и подал его сэру Джозефу.
- Черт меня побери! - процедил сквозь зубы сэр Джозеф. - Да кто же это сделал, в конце концов?
- Если вы берете деньги, - покачал головой Пуаро, - то никаких вопросов быть не должно.
Сэр Джозеф аккуратно сложил чек и сунул его в карман.
- Жаль. Но уж лучше деньги. А сколько я должен вам, мистер Пуаро?
- Я с вас много не запрошу. Дело-то, в сущности, пустяковое, - сказал Пуаро и добавил после некоторой паузы:
- В последнее время я занимаюсь в основном убийствами...
Сэр Джозеф заметно насторожился.
- Интересно, должно быть? - поинтересовался он.
- Когда как. А знаете, встреча с вами напомнила мне об одном из моих первых дел, еще в Бельгии, - преступник был очень похож на вас. Владелец мыловаренной фабрики, тоже очень богатый. И представьте - отравил жену, чтобы жениться на секретарше... Да-а... Поразительное сходство...
Губы сэра Джозефа внезапно посинели, и он слабо охнул Он слегка обмяк, с тугих щек исчез бурый румянец, и он уставился на знаменитого детектива выпученными глазами.
Порывшись дрожащей рукой в кармане, он выудил оттуда чек и порвал его на мелкие кусочки.
- Я его аннулирую. Считайте, что это ваш гонорар.
- Но позвольте, сэр Джозеф, для гонорара это слишком много.
- В самый раз. Не откажите.
- Ну что ж, перешлю эти деньги в какой-нибудь благотворительный фонд.
- Отправляйте куда хотите.
- Думаю, не стоит вам напоминать, сэр Джозеф, - наклонился вперед Пуаро, - что в вашем положении следует быть крайне осмотрительным.
- Не беспокойтесь, - почти беззвучно отозвался сэр Джозеф. - Я буду очень осмотрительным.
Пуаро откланялся.
- Итак, я был прав, - пробормотал он, спускаясь по лестнице.

10
- А в этот раз у тоника совсем другой вкус, - сказала мужу леди Хоггин. - Никакой горечи. И в чем тут дело?
- Ну чего ты хочешь от этих аптекарей, - пробурчал сэр Джозеф. - Делают все спустя рукава, вот и получается всякий раз по-разному.
- Наверное, все дело в этом, - с сомнением сказала леди Хоггин.
- Ну разумеется, в этом. В чем же еще?
- Выяснил тот субъект что-нибудь насчет Шан Дуна?
- Да. Да, и вернул мне деньги.
- И кто же это все устроил?
- Он не сказал. Очень скрытный малый, этот Эркюль Пуаро. Во всяком случае, тебе волноваться не о чем.
- Он очень забавный, правда?
Сэр Джозеф, поежившись, непроизвольно оглянулся, как будто там мог находиться Эркюль Пуаро! Он с содроганием подумал, что до конца дней своих будет ощущать его незримое присутствие.
Вслух же он произнес:
- Дьявольски умный малый!
А про себя подумал:
"Черт с ней, с Гретой! Стоит ли так рисковать из-за какой-то смазливой блондинки!"

11
- Ой! - Эйми Карнаби, не веря собственным глазам, разглядывала чек на двести фунтов. - Эмили! Эмили! - воскликнула она. - Ты только послушай:
"Дорогая мисс Карнаби!
Позвольте мне сделать свой взнос в Ваш достойный всяческого уважения фонд.
Искренне Ваш,
Эркюль Пуаро".
- Эйми, - сказала Эмили Карнаби, - тебе несказанно повезло. Подумай, где бы ты могла сейчас оказаться.
- В "Вормвуд Скраббз" - хотя нет, пожалуй, в "Хэллоуэй", - пробормотала Эйми Карнаби. - Но это все в прошлом - правда, Огастес? Не ходить тебе больше в парк с мамочкой или мамочкиными подружками и не резать поводки маленькими ножницами.
В глазах у нее промелькнуло легкое сожаление.
- Милый Огастес! - вздохнула она. - Какая жалость! Он ведь такой умный песик. Его можно научить чему угодно...
- Да, - с горечью обронил Пуаро. - Наверное, она могла бы быть хорошей женой и матерью... Ее чувства оказались чересчур сильны.
Он вздохнул и тихонько пробормотал:
- Жаль, что все так сложилось.
Потом он улыбнулся им - нашедшему наконец свое счастье мужчине и девушке с открытым искренним взглядом. И еле слышно произнес:
- Эти двое вышли из мрака на свет, а я - я совершил второй подвиг Геракла.

Я забываю, что собаки нет
И тянется рука, чтобы погладить.
Я постоянно оставляю свет
Ей в темном коридоре… Мне не сладить
С упрямым фактом, что собаки нет…
Я поводок ее не убираю
И машинально кухню запираю, -
Я забываю, что собаки нет…
И после переезда - коврик в кресле.
Убрать его мне не хватило сил.
Я просыпаюсь по утрам от мысли:
Гулять собаку кто-то выводил?
Ее игрушки до сих пор повсюду:
В коробках и за дверью, на полу…
Они вдруг возникают ниоткуда:
Собачка, ослик, яркий какаду…
Пустой квартиры открывая двери,
Я жду – навстречу выбежит… Но нет…
Лишь тишина… Мне просто трудно верить,
Что больше года уж собаки нет…

Светлана Постнова
..........................................
счастье
господи! какое счастье,
слышать утром этот храп!
и делить с тобой пространство,
мыть полы от грязных лап!

в магазин бежать за кормом,
уши чистить и лечить,
и чесать тебя покорно,
и за все тебя простить!

ты же главный попрошайка,
и за кошками "ходок",
забывая о хозяйке,
вечно тянешь поводок!

господи, какое счастье,
что пора идти гулять!
и в погоду, и в ненастье,
ты хвостом готов вилять!

ты, порою, так навязчив,
то слюнявишь, то рычишь!
господи! какое счастье,
что ты рядом, здесь, сидишь!

е. кирьяновА
.................................
это один взгляд на проблему

нелегок и уныл собачий век
и в дождь, и в снег и в мерзостную слякоть,
на улицу выводит человек
и заставляет какать...

а это другой

и в дождь, и в снег, и в мерзостную слякоть,
пускай один гуляет человек
а я уж лучше дома буду какать!!!

попробовал он сам бы босиком,
замерзли лапы, в попу ветер дует.
нет. буду какать дома! решено!
а будут бить - тогда еще надую!
..................................................
ты умеешь любить, ты умеешь прощать!
я тебе доверяю все тайны!
ты меня никогда не посмеешь предать,
мой товарищ, надёжный и странный!
ты умеешь внимательно слушать меня,
ты тактичен, умён, осторожен,
настроенье моё ты способен понять,
словно ты его чувствуешь кожей!
ты - жилетка моя, в мои трудные дни,
снимешь боль, защитишь от напасти!
я не знала такой безграничной любви!
и такого огромного счастья!
ты умеешь дружить, всей душой, и на век,
но бывает мне грустно, однако!
и немножечко жаль, что ты не человек,
ты – лишь лучшая в мире собака
................................................
у меня есть собака,
верней,
у меня есть кусок души,
а не просто собака.
я люблю ее и порой
очень сочувствую ей:
нет собаки у бедной собаки моей.
и вот, когда мне бывает грустно…
а знаешь ли ты, что значит, собака,
когда тебе грустно?
и вот, когда мне бывает грустно,
я обнимаю ее за шею
и говорю ей:
«собака,
хочешь, я буду собакой твоей?»
хулио сесар сильвайн

Вот еще нашла в инете стихи не знаю чьи. Как мне подсказала Ирина (Большое чудо) это написано
Кошелевой Евгенией Евгеньевной

От Байкала до Лох-Несса
Кто не знает пекинеса?
Он везде, ты посмотри:
И в Париже, и в Твери!
Каждый день в жару и вьюгу
Пекинесники друг другу
Ночью и чуть свет звонят,
О собаках говорят:
Где какой эксперт судил,
От кого и кто родил,
У кого какой помёт,
Сколько за щенка возьмёт.
У кого собака сказка,
Где и сколько стоит вязка,
Кто по-божески берёт,
Кто втридорога дерёт,
Кто повяжет за щенка - не испортился пока.
Эх заводчики - друзья, как вас понимаю я!
Ведь для всех нас пекинес -
Главный в жизни интерес!

***

Мой добрый пес

Мой добрый пес ты загрустил,
Как сух твой нос и свет не мил,
Ты ждешь, уткнулся мордой в дверь,
Мой верный друг, мой славный зверь.
Домой вернусь – меня лизнешь,
Утром проснусь - скулить начнешь.
Гулять с тобой поедем в лес,
Охранник мой, мой пекинес...

***

Звучала музыка – импресса,
И небо, словно у Шагала.
На поводке у пекинеса
Хозяйка медленно шагала.

Была одета, словно к мессе,
Прозрачный шарф окутал плечи…
Ах, кто поймёт – nobody else – э-э-э...
Тех губ изгиб алее лечо.

Мне чуялась любви предтеча –
Седой мальчишка, франт, повеса…
Ах, как хотелось в этот вечер
Быть поводком для пекинеса!

***
Это стих с сайта куртуазных маньеристов (в их стиле)

Шестерка пекинесов

Жена была известной поэтессой,
Из рук не выпускала мундштука.
Любила ночь, коньяк и пекинесов -
Шесть штук, хотя сказать наверняка

Не мог никто. Кишели – и спасибо!
Всех, подчиняя прихотям своим.
Визгливы, злы, коварны и спесивы,
К тому же каждый был неуловим.

Житья мне эта свора не давала.
Послушные супруге лишь одной,
Меня подрать на клочья порывались
И постоянно ссорили с женой.

Ввиду того, что мать держала кошек,
Поехав к ней, жена сказала мне:
«Мой друг, тебе я оставляю крошек,
Поскольку доверять могу вполне.»

Всех перецеловав (последним мужа),
Она с тревогой легкой на лице,
Умчалась к маме. Пекинесы тут же,
Замкнув меня во вражеском кольце,

Начав скучать немедля по супруге,
Недобро улыбнулись вшестером.
Мне как-то неуютно стало в круге,
И я решил ретироваться в дом.

Они меня преследовали рьяно,
Иных мастиффов на порядок злей.
Последствием забега стала рана,
Зубов собачьих на лодыжке след.

ОкровавлЕнный, скрылся в кабинете.
Они ломиться тут же стали в дверь.
Я загнан был, за ум свой не в ответе,
А их ряды не понесли потерь.

Несправедливость эту чтоб исправить,
(Притом, что не сторонник крайних мер)
Отряд, намереваясь обезглавить,
Из ящика я вынул револьвер.

Нeдолго дверь держала оборону,
Они сумели, все ж, ее прорвать.
Закрыв глаза, я выстрелил со стоном,
И пекинесов стало ровно пять.

Главарь почил, но шайки дух сплоченной,
Теперь еще и местью движим был.
Как страшен пекинес не укрощенный,
Я в полной мере вскоре ощутил.

Он бросился, товарищами послан,
На грудь мою, вонзив в нее клыки.
Как поступить? - не ставил я вопроса,
Но револьвер был вырван из руки.

Катались по ковру. Следя за нами,
Другие псы дышали тяжело.
За жизнь боролся голыми руками
И справился, мне снова повезло.

Четверка возмутилась неудаче -
Один за всех и все за одного.
Ужаснее сплоченности собачьей,
Поверьте, нет на свете ничего.

Кровопотеря заставляла бредить.
Они зашли мне с тыла, окружив…
Cумел двоих я сразу обезвредить,
Их бюстиком Толстого приложив.

Я весь искусан. Их осталась пара,
Настроенных сражаться до конца…
И тут…меня избавив от кошмара,
Жена коснулась ласково лица.

Я спал, в обнимку с криминальной прессой,
В неловкой позе, в сетке гамака…
Жена свою шестерку пекинесов,
Вела гулять на длинных поводках…

***


Пекинес

Брязгин Аркадий
Сокращения: А - Аркадий, П - пекинес.

А. Была, как говорится, не была...

Но все таки, каков повеса!
Себе - амурные дела,
мне - пекинеса.

П. Опять куда-то еду...
не уснуть
на новом месте.
Дал бы я на шею
надеть ошейник!
Может быть куснуть?
Cлегка?
Нет, погожу.
Еще успею.

А. Не так уж страшен черт,
как нам его малюют!
Ест все подряд.
Но видно, что тоскует.

П. Что хорошо,
так это наш режим:
Хотим бежим,
хотим лежим.
Ну кормит, это да...
ну гладит...

А. Полклумбы с пуза смыл.
На лапках
еще полклумбы.
Барствует на тапках.
Опять стащил носок.
В одном до службы
мне не дойти.
Пошли в Парк Дружбы
от Водного
и на Речной Вокзал.
О жизни
по дороге рассказал
ему.
Не все,
но для собаки хватит.

П. Вчера использовал меня
заместо грелки.
Пришлось терпеть -
едим с одной тарелки!

А. Смешной.
Знакомился с соседскою болонкою,
принюхивался долго -
дело тонкое.
А сам - гуляли в парке,
отыскал обабок.
Решил отметиться и...
завалился набок!

П. Гражданка эта квохчет,
как наседка.
Сплю нынче у порога.
Нет, соседка,
что Мусей он зовет,
мне много симпатичней!

А. Звонил Борис.
Прошла неделя.
Ах, если б сука,
в самом деле
щенок не так уж и...
остынь, остынь.

П. ...а тот, второй,
наверное, уснул.
Сегодня я его лизнул,
и он меня лиз...
Нет, у людей зовется это
по-другому!

P.S.
Он загребал передней лапой,
полз под порог.
Его свезти бы к эскулапу,
но я не смог.
Я не сумел.
И крыть мне нечем.
Он - член семьи,
большой когда-то,
стих под вечер,
часам к семи.
В тот вечер я не взял,
поверьте,
и капли в рот,
а мог бы...

За подряд две смерти
в последний год.

***
Собаку усыпила

Я без него домой пришла.
Дверь открыла и порог переступила.
В руке его ошейник принесла -
Сегодня я собаку усыпила...

Я Богу вверила судьбу его.
Пёс ему послужит так же верно.
А мне он не оставит ничего.
Никто не сможет заменить его, наверно.

Старый был, болел, не мог подняться.
Мы с ним всегда друг друга понимали.
Но даже в немощи хотел остаться
От всех напастей-бед меня спасая.

В собачьем взоре молчаливая мольба:
Помочь и от страдания избавить.
Через любовь перешагнуть я не могла...
Но сколько можно мне с собой лукавить?!

Врач давно свой вынес приговор:
"Честнее будет от страдания избавить!"
Пес понимал весь этот разговор.
Как усыпить? И как в живых оставить?

Вот так мы с ним - глаза в глаза
А на прогулку - вновь на полотенце...
Опять застыла на моей щеке слеза,
Но еще бьется любящее сердце!

Как решить вопрос неразрешимый?
Как разорвать невидимую нить?
Где сил набраться, чтоб вот так решиться -
Глаза живые взять и погасить?!

Вошла домой, у двери замерла.
Дом ответил гулкой тишиною.
Вместе с ним я тоже умерла -
Нет улыбки с хвостиком со мною...

Трики-Ву
«Собачьи истории»
Джеймс Хэрриот
На смену осени шла зима, на высокие вершины полосами лег первый снег, и теперь неудобства практики среди йоркширских холмов давали о себе знать все сильнее.

Часы за рулем, когда замерзшие ноги немели и переставали слушаться, сараи, куда надо было взбираться навстречу резкому ветру, гнувшему и рвавшему жесткую траву. Бесконечные раздевания в коровниках и хлевах, где гуляли сквозняки, ледяная вода в ведре, кусочек хозяйственного мыла, чтобы мыть руки и грудь, и частенько мешковина вместо полотенца.

Вот теперь я по-настоящему понял, что такое цыпки: когда работы было много, руки у меня все время оставались влажными, и мелкие красные трещинки добирались почти до локтей.

В такое время вызов к какому-нибудь домашнему любимцу был равносилен блаженной передышке. Забыть хоть ненадолго все эти зимние досады, войти вместо хлева в теплую элегантную гостиную и приступить к осмотру четвероногого, заметно менее внушительного, чем жеребец или племенной бык! А из всех этих уютных гостиных самой уютной была, пожалуй, гостиная миссис Памфри.

Миссис Памфри, пожилая вдова, унаследовала солидное состояние своего покойного мужа, пивного барона, чьи пивоварни и пивные были разбросаны по всему Йоркширу, а также прекрасный особняк на окраине Дарроуби. Там она жила в окружении большого штата слуг, садовника, шофера - и Трики-Ву. Трики-Ву был пекинесом и зеницей ока своей хозяйки.

Стоя теперь у величественных дверей, я украдкой обтирал носки ботинок о манжеты брюк и дул на замерзшие пальцы, а перед моими глазами проплывали картины глубокого кресла у пылающего камина, подноса с чайными сухариками, бутылки превосходного хереса. Из-за этого хереса я всегда старался наносить свои визиты ровно за полчаса до второго завтрака.

Мне открыла горничная, озарила меня улыбкой, как почетного гостя, и провела в комнату, заставленную дорогой мебелью. Повсюду, сверкая глянцевыми обложками, лежали иллюстрированные журналы и модные романы. Миссис Памфри в кресле с высокой спинкой у камина положила книгу и радостно позвала:
— Трики! Трики! Пришел твой дядя Хэрриот!

Я превратился в дядю в самом начале нашего знакомства и, почувствовав, какие перспективы сулит такое родство, не стал протестовать.

Трики, как всегда, соскочил со своей подушки, вспрыгнул на спинку дивана и положил лапки мне на плечо. Затем он принялся старательно вылизывать мое лицо, пока не утомился. А утомлялся он быстро, потому что получал, грубо говоря, вдвое больше еды, чем требуется сoбаке его размеров. Причем еды очень вредной.
— Ах, мистер Хэрриот, как я рада, что вы приехали, — сказала миссис Памфри, с тревогой поглядывая на своего любимца. — Трики опять плюх-попает.

Этот термин, которого нет ни в одном ветеринарном справочнике, она сочинила, описывая симптомы закупорки околоанальных желез. В подобных случаях Трики показывал, что ему не по себе, внезапно садясь на землю во время прогулки, и его хозяйка в великом волнении мчалась к телефону: «Мистер Хэрриот, приезжайте скорее, он плюхпопает!».

Я положил собачку на стол и, придавливая ваткой, очистил железы.

Я не мог понять, почему Трики всегда встречал меня с таким восторгом. Собака, способная питать теплые чувства к человеку, который при каждой встрече хватает ее и безжалостно давит ей под хвостом, должна обладать удивительной незлобивостью. Как бы то ни было, Трики никогда не сердился и вообще был на редкость приветливым песиком, да к тому же большим умницей, так что я искренне к нему привязался и ничего не имел против того, чтобы считаться его личным врачом.

Закончив операцию, я снял своего пациента со стола. Он заметно потяжелел, и ребра его обросли новым слоем жирка.
— Миссис Памфри, вы опять его перекармливаете. Разве я не рекомендовал, чтобы вы давали ему побольше белковой пищи и перестали пичкать кексами и кремовыми пирожными?
— Да-да, мистер Хэрриот, — жалобно согласилась миссис Памфри. — Но что мне делать? Ему так надоели цыплята!

Я безнадежно пожал плечами и последовал за горничной в роскошную ванную, где всегда совершал ритуальное омовение рук после операции. Это была огромная комната с раковиной из зеленовато-голубого фаянса, полностью оснащенным туалетным столиком и рядами стеклянных полок, уставленных всевозможными флакончиками и баночками. Специальное гостевое полотенце уже ждало меня рядом с куском дорогого мыла.

Вернувшись в гостиную, я сел у камина с полной рюмкой хереса и приготовился слушать миссис Памфри. Беседой это назвать было нельзя, потому что говорила она одна, но я всегда узнавал что-нибудь интересное.

Миссис Памфри была приятной женщиной, не скупилась на благотворительные пожертвования и никогда не отказывала в помощи тем, кто в этой помощи нуждался. Она была неглупа, остроумна и обладала сдобным обаянием, но у всех людей есть свои слабости, и ее слабостью был Трики-Ву.

Истории, которые она рассказывала о своем драгоценном песике, широко черпались в царстве фантазии, а потому я с удовольствием ожидал очередного выпуска.
— Ах, мистер Хэрриот, у меня для вас восхитительная новость! Трики завел друга по переписке! Да-да, он написал письмо редактору собачьего журнала с приложением чека и сообщил ему, что он, хотя и происходит из древнего рода китайских императоров, решил забыть о своей знатности и готов дружески общаться с простыми собаками. И он попросил редактора подобрать среди известных ему собак друга для переписки, чтобы они могли обмениваться письмами для взаимной пользы. Трики написал, что для этой цели он берет себе псевдоним «мистер Чепушист». И знаете, он получил от редактора очаровательный ответ (я без труда представил себе, как практичный человек уцепился за этот потенциальный клад!) и обещание познакомить его с Бонзо Фотерингемом, одиноким далматином, который счастлив будет переписываться с новым другом в Йоркшире.

Я прихлебывал херес. Трики похрапывал у меня на коленях. А миссис Памфри продолжала:
— Но у меня такое разочарование с новым летним павильоном! Вы ведь знаете, я строила его специально для Трики, чтобы мы могли вместе сидеть там в жаркие дни. Это прелестная сельская беседка, но он чрезвычайно ее невзлюбил. Просто питает к ней отвращение и наотрез отказывается войти в нее. Видели бы вы ужасное выражение его мордашки, когда он смотрит на нее. И знаете, как он вчера ее назвал? Мне просто неловко это вам повторить! — Миссис Памфри оглянулась по сторонам, потом наклонилась ко мне и прошептала: — Он назвал ее «навозной дырой»!

Горничная помешала в камине и наполнила мою рюмку. Ветер швырнул в окно вихрь ледяной крупы. Вот это настоящая жизнь, подумал я и приготовился слушать дальше.
— И я же не сказала вам, мистер Хэрриот! Трики вчера снова выиграл на скачках. Право же, он втихомолку изучает все сообщения о скаковых лошадях! Иначе как бы он мог так верно судить, в какой они форме? Ну вот, он посоветовал мне вчера поставить в Редкаре на Хитрого Парня в третьем заезде, и, как обычно, эта лошадь пришла первой. Он поставил шиллинг и получил девять!

Ставки эти всегда делались от имени Трики-Ву, и я с сочувствием представил себе, каково приходится местным букмекерам, задерганным, вечно меняющимся. В конце какого-нибудь тупичка появлялся плакат, призывающий аборигенов довериться Джо Даунсу и не тревожиться за свои денежки. Несколько месяцев назад Джо балансировал на лезвии ножа, меряясь смекалкой с умудренными опытом горожанами. Однако конец всегда бывал один: несколько фаворитов приходили первыми один за другим, и Джо исчезал во тьме ночной, забрав с. собой плакат. Как-то я заговорил с одним из старожилов об исчезновении очередного из этих злополучных кочевников. Он ответил с полным равнодушием:
— Так мы же его обчистили.

Безусловно, необходимость выплачивать звонкие шиллинги собаке была тяжким крестом для этих несчастных.
— Я так испугалась на прошлой неделе! — продолжала миссис Памфри. — И уже думала вызвать вас. Бедняжка Трики вдруг оприпадился.

Мысленно я добавил этот новый собачий недуг к плюх-попанью и попросил объяснения.

— Это было ужасно. Я так испугалась! Садовник бросал Трики колечки. Вы ведь знаете, он бросает их по получасу каждый день.

Я действительно несколько раз наблюдал эту сцену. Ходжкин, угрюмый сгорбленный старик-йоркширец, который, судя по его виду, ненавидел всех собак, а Трики особенно, должен был каждый день стоять на лужайке и бросать небольшие резиновые кольца. Трики кидался за ними, приносил назад и бешено лаял, пока кольцо снова не взлетало в воздух. Игра продолжалась, и суровые морщины на лице старика становились все глубже, а губы, не переставая, шевелились, хотя расслышать то, что он бормотал, было невозможно.
— А Трики бегал за кольцами, — говорила миссис Памфри, — ведь он обожает эту игру, как вдруг без всякой причины он оприпадился. Забыл про кольца, стал кружить, тявкать и лаять самым странным образом, а потом упал на бочок и вытянулся как мертвый. Вы знаете, мистер Хэрриот, я, право, подумала, что он умер — так неподвижно он лежал. Но меня особенно расстроило, что Ходжкин вдруг принялся смеяться! Он работает у меня уже двадцать четыре года, и я ни разу не видела, чтобы он хоть раз улыбнулся, и тем не менее едва он взглянул на это бедное неподвижное тельце, как разразился пронзительным хохотом. Это было ужасно! Я уже собралась бежать к телефону, но тут Трики вдруг встал и ушел. И выглядел совсем таким, как всегда.

Истерика, подумал я. Следствие перекармливания и перевозбуждения. Поставив рюмку, я строго посмотрел на миссис Памфри:
— Послушайте, ведь об этом я вас и предупреждал. Если вы по-прежнему будете пичкать Трики вреднейшими лакомствами, вы погубите его здоровье. Вы просто обязаны посадить его на разумную собачью диету и кормить его раз, от силы два в день, ограничиваясь очень небольшими порциями мяса с черным хлебом. Или немножко сухариков. А в промежутках — решительно ничего.

Миссис Памфри виновато съежилась в кресле.
— Пожалуйста, пожалуйста, не браните меня. Я пытаюсь кормить его как полагается, но это так трудно! Когда он просит чего-нибудь вкусненького, у меня нет сил ему отказать! — Она прижала к глазам носовой платок, но я был неумолим.
— Что ж, миссис Памфри, дело ваше, но предупреждаю вас: если вы и дальше будете продолжать в этом же духе, Трики будет оприпадываться все чаще и чаще.

Я с неохотой покинул уютную гостиную и на усыпанной песком подъездной аллее оглянулся. Миссис Памфри махала мне, а Трики по обыкновению стоял на подоконнике, и его широкий рот был растянут так, словно он от души смеялся.

По дороге домой я размышлял о том, как приятно быть дядей Трики. Отправляясь отдыхать на море, он присылал мне ящики копченых сельдей, а когда в его теплицах созревали помидоры, каждую неделю преподносил мне фунт-другой. Жестянки табака прибывали регулярно, порой с фотографией, снабженной нежной надписью.

Когда же на Рождество мне доставили огромную корзину всяких деликатесов от «Фортнема и Мейсона», я решил, что просто обязан слегка удобрить почву, приносящую столь великолепные плоды. До тех пор я ограничивался тем, что звонил миссис Памфри и благодарил ее за подарки, а она довольно холодно отвечала, что она тут ни при чем: все это посылает мне Трики, так его и нужно благодарить.

Заглянув в рождественскую корзину, я внезапно осознал, какую серьезную тактическую ошибку совершил, и тут же принялся сочинять письмо Трики. Старательно избегая сардонических взглядов, которые бросал на меня Зигфрид, я поблагодарил своего четвероного племянника за рождественский подарок и за былую его щедрость. Выразил надежду, что праздник не вызвал несварения его нежного желудка, и порекомендовал на всякий случай принять черный порошочек, который ему всегда прописывает дядюшка. Сладостное видение селедок, помидоров и рождественских корзин заглушило смутное чувство профессионального стыда. Я адресовал конверт «мастеру Трики Памфри, Барлби-Грейндж» и бросил его в почтовый ящик лишь с легким смущением.

Когда я в следующий раз вошел в гостиную миссис Памфри, она отвела меня в сторону.
— Мистер Хэрриот, — зашептала она. — Трики пришел в восторг от вашего прелестного письма, но одно его очень расстроило: вы адресовали письмо «мастеру Трики», а он настаивает, чтобы его называли «мистером», как взрослого. Сперва он страшно оскорбился, был просто вне себя, но, когда увидел, что письмо от вас, сразу успокоился. Право, не понимаю, откуда у него такие капризы. Может быть, потому, что он — единственный. Я убеждена, что у единственных собачек легче возникают капризы, чем у тех, у кого есть братья и сестры.

Войдя в двери Скелдейл-Хауса, я словно вернулся в более холодный, более равнодушный мир. В коридоре со мной столкнулся Зигфрид.
— И кто же это приехал? Если не ошибаюсь, милейший дядюшка Хэрриот! И что же вы поделывали, дядюшка? Уж конечно, надрывались в Барлби-Грейндже. Бедняга, как же вы утомились! Неужто вы искренне верите, будто корзиночка с деликатесами к Рождеству стоит кровавых мозолей на ладонях?

Даже специалист по мелким животным, с какими бы оригиналами среди владельцев собак ему ни приходилось иметь дело, несомненно, выделил бы миссис Памфри. Мне же, имевшему дело главным образом с практичными фермерами и привыкшему работать в самых примитивных условиях, она казалась почти плодом моего воображения. Ее теплая гостиная необыкновенно скрашивала тяготы моего будничного существования, а Трики-Ву был милейшим пациентом. Маленький пекинес с его фантастическими недугами завоевал симпатии людей по всему миру, и я получал неимоверное число писем с вопросами о нем. Он, все также плюх-попая, счастливо дожил до глубокой старости. Миссис Памфри скончалась в возрасте восьмидесяти восьми лет. Она принадлежала к тем немногим, кто узнал себя в моих рассказах, но я убежден, что они импонировали ее чувству юмора. Во всяком случае, когда я перестал писать о ней, она прислала мне письмо со следующими словами: «Таперича и смеяться-то прямо не над чем!». И я спрашиваю себя, а не посмеивалась ли она все время втихомолку?

Еще одно произведение о пекинесах, непохожее на предыдущее, но кому что ближе...

ПЕКИНЕС СЕЧЖАЙ, МАЛЕНЬКИЙ БУДДА

Бегалин Айбек Каленович

Однажды самый величественный, мудрый и добрый из
львиных императорских собак - Сечжай - был объявлен
перевоплотившимся Буддой... Маленький Будда не тяготился
столь великим вниманием, принимая почести с достоинством и
благодарностью. Он всегда участвовал в многочисленных
буддийских церемониях, празднествах и обрядах, наслаждаясь
общением с людьми. То были годы радости и согласия в
Поднебесной, времена процветания племени солнечных
пекинских собак!
"Сечжай" (Символ справедливости)

Фонарный свет.
Кристаллы снежные, искрясь, летают.
Гуляем. Я за пса в ответе.
Светает.
Папа Тим

Вдоль бесконечной Реки тянется полоса суши. Это - Остров Безвременья. Если я пройду по берегу назад или вперёд, то, вернувшись в реальность, окажусь в прошлом или в будущем. Чем ближе к центру полосы, тем быстрее течение времени вокруг. Если рискнуть и пройти вглубь Острова к скалам Оси, то можно почуять запах миллионолетий. Это воздух бессмертия, которым дышат боги. Я чую время. Если я хочу попасть в прошлое на тысячу лет назад, мне надо сделать несколько шагов к центру Острова и вернуться обратно. Для Безвременья нет расстояний. Я, бессмертный, могу вернуться в любое время в любую точку вселенной...

У меня золотистая шерсть до земли, пышный хвост хризантемой, плоская чёрная мордочка и глаза-омуты. Я - Сечжай, Маленький Будда, четырёхлетний пекинес. Меня назвали в честь моего великого предка. Как бы я хотел взглянуть на него! А дома меня зовут Лео, Леонардо да Винчи. Так звали художника-изобретателя. Папа Тим показывал мне его картины и рисунки. Со вторым тёзкой я бы тоже с удовольствием познакомился. Для пекинеса два имени - обычное дело. Например, моего отца зовут Император, а его домашняя кличка - Эмиль. Лео - тоже неплохо.
Пекинесы - гордый и могущественный народ. Раньше нас называли эльфами. Давным - давно наш маленький народец отправился на кораблях в далёкое путешествие. Эльфы плыли долго и причалили где-то на юге. Тысячелетия растаяли в Реке времени, мы превратились из эльфов в прекрасных пекинесов. Когда я был совсем маленьким, дядя рассказывал мне легенды о драконах, превратившихся в птиц. Мы, эльфы, можем продлевать мгновения. Всё вокруг может замереть по нашему желанию. Мне иногда снятся странные сны с необычными запахами, а после пробуждения мне кажется, что прошла целая вечность. После одного такого сна весь мир стал цветным. Пекинесы способны на многое.
Я люблю свою стаю - вожака маму Женю, папу Тимура, Полину и Назара. Хорошо, что наш вожак не уходит надолго из дома, как вожаки моих друзей. Мама Женя помогает папе Тиму. Папа Тим - художник. Он рисует в мастерской, читает и валяется на диване. Когда мама Женя гонит Тимура в мастерскую, он говорит, что вдохновляется. Папа Тим говорит, что мечтает выразить в картинах прекрасный блистающий мир. Полина ходит в гимназию, а Назар - в колледж.
Утром я поднимаю папу Тима раньше звонка будильника. Сначала я встаю папе Тиму на грудь своими мохнатыми лапами. Не забывайте, что я вешу четыре килограмма! Папа Тим делает вид, что ещё не проснулся, но я внимательно смотрю на него, пользуясь своими волшебными штучками. Ещё никто не выдерживал пристального эльфийского взгляда - ни гномы, ни гоблины, ни древние люди! Но папа Тим, наверное, из племени магов, потому что выдерживает, и только бормочет: "Лео, подожди немного... сейчас...". Тогда я начинаю дышать. Папа Тим вскакивает. "Гулять!" - магическое слово для всех собак! Папа Тим несёт меня до ближайшего дерева на руках и опускает на землю. Обшарив окрестности, обнюхав каждый кустик, я запоминаю, где растут волшебные травы, читаю собачьи новости и встречаюсь с друзьями. Зимой я с удовольствием скачу по сугробам.
После прогулки, позволив маме помыть мои лапы, я сплю. Папа Тим в это время растирается по системе Мюллера после холодного душа. После слов Тимура: "Женя, пошли завтракать!", я направляюсь на кухню, вытягиваю передние лапы и приседаю на задние. Потом я растягиваюсь на боку. "Какие у нас потягу-у-шеньки!" -- говорит мама Женя, -- "И ты тоже хочешь есть? Лео - хоро-о-ший мальчик!". Она меня гладит, тормошит, я падаю на спину и сдаюсь.
Мама Женя готовит мой завтрак и приглашает: " Лео! Кушать!" Я внимательно слушаю вожака, склонив набок голову. Среди собак самые привереды в еде - пекинесы и ретриверы. Нашему тонкому вкусу с трудом угождали китайские императоры. Я, как порядочный пекинес, даже если прошу со стола, обнюхиваю каждый кусочек. Мало ли что могут подсунуть! Выслушав маму Женю, я, выдержав паузу, неторопливо подхожу к миске и ем.
Иногда мне перепадает косточка с хрящиком. Тогда я забываю о китайских церемониях и озабоченно бегаю по всем комнатам с единственной целью - найти самое надёжное место. Хозяева посмеиваются и едва успевают подсаживать меня на диваны, кресла и кровати, а я с несчастным видом поскуливаю с костью в зубах и рою ямы на покрывалах. Наконец, обессиленный, я водружаю кость на подушку вожака. Уж здесь-то её никто не тронет! Я спрыгиваю с кровати и перевожу дух.
Весь день я хожу за мамой Женей, как хвостик. Если мама Женя уходит куда-нибудь, я устраиваюсь возле папы Тима. Он меня успокаивает и позволяет сидеть на компьютерном столе. Мне нравится нажимать на клавиши. Однажды, после чудесного сна я почуял смысл чёрненьких знаков. Когда-то мы, эльфы, научили людей читать и писать. Но главное эльфийское волшебство - искусство плавания по Реке времени.
Мои родичи, с которыми я встречаюсь на прогулках, знают много эльфийских легенд об Оси жизни. Жизнь - чудо в Речном потоке, прерываемое до срока жестокостью, невежеством и беспечностью. Люди часто топят друг друга и себя. Я люблю рассказы о наших предках, о белом и чёрном пекинесах. Они поведали Лао Цзы, китайскому мудрецу, о Великом Пределе эльфов.
Вечером мы с вожаком идём гулять. Если я долго нюхаю траву, мама Женя говорит: "Лео, пойдём искать собачек?". Я настороже: "Где собачки?", оглядываюсь по сторонам и бегу, куда хочет мама Женя. Вернувшись с улицы, я весело приветствую стаю и требую, чтобы со мной поиграли.
Папа Тим не прочь побегать за мячиками со мной, он считает себя великим дрессировщиком. Он гордится тем, что научил меня подбегать к нему по команде: "Лео, ко мне!". Я спешу к нему, вспоминая о своей пушистой метёлке-игрушке. Папа Тим показывал мне её каждый раз, когда я делал вид, что не слышу. Я беспокоюсь, когда кто-нибудь трогает мои вещи.
Если папе Тиму некогда, я играю с детьми. Я хватаю львёнка в тельняшке или собачку Рэкса (они самые маленькие из моих игрушек) и крепко держу передними лапами. Когда дети пытаются отнять у меня игрушку, я рычу и отбегаю подальше с добычей в зубах. Выпустив несчастную жертву, я всматриваюсь в неё, слегка подталкивая лапой. Я хочу, чтобы игрушка ожила. Однажды она сама пошевелилась! Катаясь на спине перед пойманным зверьком, я чувствую себя могучим весёлым львом. В это время дети подкрадываются и спасают игрушку.
Я не люблю слово "дома". "Лео, дома!" - это значит, что уходят без меня. Если произносится это слово, я смиряюсь. Мама Женя и папа Тим чувствуют себя виноватыми, видя, что я не прощаюсь с ними. Мама Женя вздыхает, гладит меня и говорит: "Чапу жалко!". Это она вспоминает прощание с пекинесом из фильма "Москва слезам не верит". Они уходят, и начинается ожидание. Я беру одну из своих игрушек-собачек, утыкаюсь носом в неё, положив голову на лапы, и закрываю глаза. Лежу себе, как печальное диво лесное из сказки об аленьком цветочке. Говорят, что я похож на это чудо-юдо. Когда стая возвращается, я в таком диком восторге, что долго не могу успокоиться, здороваясь со всеми. Мама Женя говорит: "Мой ты, мой, чей же ещё?"
Но чаще добрые сердца мамы и папы не выдерживают, и мы вместе отправляемся в гости. Папа Тим достаёт одну из моих сумок, и я без лишних напоминаний устраиваюсь в ней.
Я - самый важный гость. Девочка Лина, с которой я дружу, узнав о предстоящем визите, первым делом спрашивает у родителей: " А Лео придёт?". Я сам слышал, как она по телефону гордо сказала своей подружке: " А ко мне в гости собака пришла!". В гостях я чаще всего не отказываюсь от пищи, которой могу пренебречь дома. Мне ведь интересно попробовать угощение, почувствовать себя настоящим гостем.
Все, кому не лень, меня тискают, признаются в любви, а я улыбаюсь и урчу. Но когда к нам кто-нибудь приходит, от моей снисходительности не остаётся и следа. Я должен хорошенько полаять на чужого, чтобы он понял, какая опасность грозит ему при шаге вправо или влево. Мама Женя хватает меня, поднимает на руки, а я кричу: "Пусти! Сейчас я его разорву!". Налаявшись вдоволь, я умолкаю и подхожу к гостю, позволяя себя погладить, нюхаю его ноги и наслаждаюсь принесёнными запахами улицы. А вечером я спрашиваю у всех присутствующих: " А не проводить ли нам дорогого товарища?". Как я счастлив, если мне удаётся ещё прогуляться!
Засыпая, я плыву по Реке...
 wesy.jpg (123,53К)
Количество загрузок:: 8

Я обнаружил Остров зимней ночью, во время обычного купания в Реке времени. Я так взволновался, заметив полосу земли, тающую в бесконечности прошлого и будущего, что, растерявшись, забыл о концентрации в расслаблении и невольно вернулся в реальность. Немного успокоившись, я решил не спешить.
Следующей ночью я вновь погрузился в поток. Ощутив прохладные струи, я подгрёб лапами вправо, замедляя ход времени. Но острова всё нет. Что же я делал в прошлый раз? Время я приостановил. Что-то я вообразил тогда... Да! В прошлый раз, плывя по Реке, я почувствовал усталость и пожалел, что на время нельзя опереться, что оно - не твердое. Я подумал, что безбрежье - это бесконечность. Я стал воображать берег Реки, твёрдую поверхность, сушу. Так, надо сосредоточиться. Наконец-то! Из груди моей едва не вырвался победный лай: "Земля!" Извечный клич покорителей пространств! Но я сдержался, чтобы остаться в потоке. Ближе, ближе. Я почувствовал облегчение, ощутив песок под лапами. Взобравшись на пологий берег, я отряхнулся, расшвыривая длинной шерстью влагу мгновений во все стороны. В этот момент у меня промелькнула мысль: "А что общего у потока времени с настоящей водой? С моей роскошной шерстью меня бы приняли только в водолазы". Эта мысль развеселила меня, и я успокоился. Внимательно посмотрев на сверкающие радужными бликами кристаллические скалы, я не рискнул к ним приблизиться. Я глубоко вдохнул, и у меня закружилась голова. Когда сознание прояснилось, у меня вдруг необыкновенно обострилось зрение, как будто мои глаза промыли. Я почувствовал прилив энергии. "Надо бы обследовать Остров на обратном пути" - подумал я. Пробежав по берегу назад на шесть месяцев, я вновь погрузился в Реку. Отплыв от берега, я вышел из потока и очутился ... на балконе летней ночью. Я снова в реальности, но кругом лето! У меня получилось! Мама Женя никак не соберётся застеклить балкон, а мне и так хорошо. Тёплый ветерок и звёздное небо! Упоение могуществом распирало меня. Мне припомнился сон о зимней прохладе, приснившийся летом... Насладившись опьяняющими запахами летней ночи, через два часа я вернулся на Остров и приблизился к сверкающим скалам. Воздух вокруг сгустился, двигаться стало трудно, сознание вдруг обострилось, и я погрузился в странное состояние невесомости. Я почувствовал проходящий сквозь меня поток и чуть не потерял сознание...
 armageddon.jpg (927,22К)
Количество загрузок:: 6

...Меня потрясло обрушившееся на меня Откровение Острова. Скальная гряда, протянувшаяся до горизонта, оказалась Осью жизни, моим входом в мировую стаю, которая состоит из душ каждого живого существа, как организм состоит из клеток. Каждый живой - есть частица мировой стаи, зла и добра этого мира. Сама основа жизни оказалась милосердной и жестокой одновременно, ставя законом единство жизни и смерти, борьбу всего живого за лучшую жизнь, за выживание. Мириады сражающихся за жизнь существ смотрели на меня в одном из видений Оси, как на картине папы Тима. Я видел гибель земной стаи.
Я в смятении лежал с открытыми глазами на своём излюбленном зимнем посту у двери, положив голову на мохнатые лапы. Чтобы изменить будущее, достаточно одного мгновения, необходимого для поворота. Каждое живое существо может ежесекундно менять жизнь мировой стаи. Я не хотел уходить, но я чуял свои следы в прошлом и другое будущее. Мама Женя и папа Тим! Полина и Назар! Вы не заметите моего отсутствия, потому что я обязательно вернусь. Я приду к вам в ту же ночь, из которой уйду.
Весь день прошёл, как во сне. Я просился к маме Жене на колени и лежал тихо-тихо, закрыв глаза, боясь пошевелиться и заплакать, чуя только прикосновения ласковых пальцев.
Я - Сечжай, Маленький Будда. Ночью я решился...
 bashnja_oberona.jpg (1,05МБ)
Количество загрузок:: 7

Бинго и пекинесы
П.Г.Вудхауз
Один Трутень показывал двум другим укушенную ногу, когда появился четвертый член клуба и, задержавшись у стойки, приблизился к ним.
- Что случилось? - спросил он.
Первый Трутень в третий раз поведал свою историю.
- Этот кретин Бинго зашел ко мне позавчера с бешеной собачкой. Пытался всучить.
- Сказал, что дарит на именины, - прибавил второй Трутень.
- Чушь какая! - подхватил первый. - У меня именины в июле, да и вообще мне не нужны кровожадные твари с острыми зубами. Стал я подгонять ее к дверям, а она - хапц! - и вцепилась. Спасибо, догадался вскочить на стол, но укусить она успела.
Новоприбывший Трутень попросил его опустить штанину. Такие зрелища опасны, если ты недавно завтракал.
- Я понимаю тебя, - сказал он, - но сейчас все объясню. Вчера я видел Бинго. Услышав его повесть, ты поймешь, что надо не судить, а жалеть. Tout comprendre, - прибавил Трутень, изучавший французский в школе, - c'est tout pardonner. [Все понять - значит все простить (фр.).]
Все мы знаем (сказал он), что Бинго - баловень судьбы. Он вкусно ест, крепко спит, состоит в счастливом браке с популярной писательницей, словом, жизнь для него - сладостная песня.
Но нет совершенства в этом мире. Денег у Бинго едва хватает на сигареты. Жене известно, что он ставит на лошадей, которые если приходят к финишу, то в конце процессии; это известно, и ей это не нравится. Прелестная женщина, ничего не скажешь, но спортивного духа в ней нет.
В то утро, с какого начинается повесть. Бинго сидел за столом, угрюмо глядя на яйца и ветчину. Шесть пекинесов резвились у его кресла, но он их не замечали, поскольку думал о том, что в 2.00 - бега, а играть он не может, ибо черствый букмекер отказался принимать вместо денег очарование манер.
Конечно, он мог попросить у жены, но особых надежд не питал. Кто-кто, а Бинго не утопист.
- Душенька, - начал он, - ты мне не дашь деньжат?
- Зачем? - спросила жена из-за кофейника, распечатывая письмо.
- Понимаешь, есть лошадь...
- Ну что ты, заинька! Я не люблю азартных игр.
- Какие игры?! Пришел и забрал деньги. Эта лошадь. Прыщавый Чарли...
- Странная кличка.
- Да, очень. Но я видел во сне, что катаюсь на лодке по Трафальгарскому фонтану с Пуффи Проссером.
- Ну и что?
- Его настоящее имя, - тихо и строго сказал Бинго, - Александр Чарльз. Беседовали мы о том, не завещает ли он нации свои прыщи.
Рози мелодично засмеялась.
- Какой ты глупый! - нежно воскликнула она, а муж ее понял, что надежда, и без того достаточно слабая, угасла вконец. Если так относятся жены к откровениям свыше, говорить не о чем. Соответственно, он повел речь о предстоящем визите миссис Бинго к матери, на курорт.
Пожелав ей доброго пути, он вернулся к грустным думам, как вдруг услышал такой радостный крик, что уронил пол-яйца. Жена размахивала письмом, невероятно сияя.
- Кроличек! - вскричала она. - Это от Перкиса!
- От кого?
- От Перкиса. Ты его не знаешь. Он - владелец журнала "Мой малыш".
- Ну и что?
- Я не хотела тебе говорить, боялась сглазить. Ему нужен редактор. Конечно, я сказала, что у тебя нет опыта, но ты очень умный. Он обещал подумать. Вообще-то он хотел взять племянника, но на того подал в суд портной, и дядя решил, что он не подходит для такой ответственной должности. О, Бинго! Я чувствую, он тебя возьмет. Предлагает встретиться.
- Где? - оживился Бинго. - Когда?
- Сегодня он возвращается из Танбридж-Уэллса. Будет ждать в двенадцать на Чаринг-Кросс, под часами. Ты можешь туда пойти?
- Могу, - отвечал Бинго. - Еще как могу!
- Ты его сразу узнаешь. Он в сером костюме и мягкой шляпе.
- Я, - не без гордости сказал Бинго, - буду в пальто и цилиндре.
Поцеловав жену, он проводил ее до машины. Миссис Литтл едва сдерживала слезы. Боль разлуки усугублялась тем, что мать держала кошек, и пекинесов пришлось оставить дома.
- Ты будешь за ними присматривать? - спрашивала Рози, пока дворецкий оттаскивал собак от ее автомобиля.
- Как родной отец, - обещал Бинго. - В радости и в беде, до самой смерти.
Он не лгал. Он любил этих тварей, и они его любили. Они лизали ему нос, он почесывал им животики. Я - тебе, как говорится, ты - мне.
- Давай им на ночь сахар, обмокнутый в кофе!
- Естественно!
- Да, зайди к Боддингтону и Бигзу, они чинят поводок Пин-Пу. О, кстати! - миссис Литтл открыла сумочку. - Заплати сразу. Тогда мне не придется выписывать чек.
И, сунув мужу две пятерки, Рози уехала. Бинго махал ей вслед. Я отмечаю это особо, поскольку, когда ты машешь, купюры шуршат, а когда они шуршат, вспоминаешь, что скоро заезд и победитель тебе известен. Словом, машина не успела скрыться, а змий уже нашептывал на ухо: "Ну как, старикан? Поставим?"
Конечно, честный Бинго ни за что не допустил бы, чтобы почтенная фирма лишилась законных доходов. Но тут, заметил змий, особый случай. О фирме беспокоиться незачем. Ставим 10 ф. на Прыщавого Чарли, а завтра - платим Боддингтону. Если, против очевидности, Чарли подкачает, перехватим у Перкиса, в счет жалованья. Редактор в цилиндре его очарует, сомнений нет. Словом дело верное.

Так и случилось, что через час, посетив по дороге букмекера, Бинго подходил к вокзальным часам, чьи стрелки показывали без пяти двенадцать. Через пять минут туда явился плотный пожилой джентльмен в сером костюме.
- Мистер Литтл? - спросил он.
- Да. Здравствуйте.
- Здравствуйте. Какой денек!
- Великолепный.
- А вы точны!
- Как же иначе?
- Похвально, похвально.
Все шло лучше некуда; но тут, отирая губы, из буфета вышел Б.Б. Такер ("Мужское белье", Бедфорд-стрит, Стрэнд), которому Бинго больше года был должен три фунта одиннадцать шиллингов четыре пенса.
Видите, как влияет радость на трезвенность ума. Узнав о предстоящей встрече, Бинго забыл о благоразумии и только сейчас припомнил, что ему нельзя и на милю подходить к Чаринг-Кроссу. Местность буквально кишела магазинами, которым он задолжал, и никто не мог поручиться, что их владельцы не заглянут в вокзальный буфет.
Бинго их знал. Он понимал, что, увидев его, они не пройдут мимо, а приблизятся и заговорят о деле. Если Перкиса испугали злоключения племянника, две минуты рядом с Б. Б. Такером сведут на нет все чары цилиндра.
Именно в это мгновенье Б. Б. свернул к ним.
- А, мистер Литтл! - начал он.
Сзади стояла вокзальная тележка, и многие решили бы, что путь отрезан - многие, но не Бинго. Перепрыгнув через препятствие, он бросил:
- Я сейчас!
Выбежав к набережной, он подождал там, надеясь, что Б.Б. испарится, а потом вернул-ся под часы, чтобы продолжить беседу.
Такера действительно не было, равно как и Перкиса. Подумав, Бинго вспомнил, что тот смотрел как-то странно, повидимому, считая странноватым его самого. Добра это не сулило. Вероятно, владельцы журналов не любят, когда редакторы прыгают через тележку.
Грустно сидя в кафе, он узнал, что Прыщавый Чарли не выиграл. Другими словами. Провидение обмануло его, и не в первый раз.
Назавтра пришло письмо от Перкиса, которое, по его словам, он разорвал на тысячу клочьев (я думаю - на восемь). Перкис решил взять другого редактора.
Мягко говоря, Бинго расстроился. Он знал, как трудно будет объяснить все это жене. Хватило бы и поводка, а тут еще такой провал, ему уже не стать "Гл. ред."!.. В общем, расстроился. Пекинесы проводили его в библиотеку и сели кругом, дожидаясь сахара, но он не замечал бессловесных друзей, сосредоточившись на своих проблемах.
Но постепенно, понемногу до него дошло, что с друзьями что-то не так. Нет, с виду они были такие, как обычно. Минутку, минутку... смотрим глубже... И тут он все понял.
Их пять, а не шесть!

Казалось бы, что такого? Один где-то задержался, скажем - прячет кость или отдыхает. Но Бинго знал своих собачек. Если только пять пришли за сахаром, значит - шестой нету.
Когда он это понял, кофейная ложечка выпала из его руки. Перед такой бедой бледнела и растрата десяти фунтов. Рози доверила ему самое святое. Подумать страшно, что будет по приезде. Слезы... упреки... "как ты мог"... Да что там, она еще решит, что он продал шестую собаку! От этой мысли Бинго вскочил и вызвал дворецкого, чтобы спросить, не в кухне ли недостающий пекинес. Явилась горничная и сообщила, что Бэгшоу куда-то уехал, а собак внизу не видно. Тогда он глухо взвыл, схватил шляпу, выскочил из дома. Оставались шансы (так, 8 к 100), что негодная тварь услышала зов пустыни.
Сколько времени он бродил, свиристя и взывая, Бинго сказать не мог бы, но забрел далеко. Остановившись, чтобы закурить, он решил возвратиться - и сигарета застыла на его ус-тах.
Перед ним в сгущающихся сумерках двигался чей-то дворецкий, ведя на поводке копию пропавшей собаки. Вероятно, вы знаете, что пекинесы (все до единого - лохматые) бывают бежевыми и каштановыми. У Рози был каштановый, как и этот.
Бинго воспрял духом. Острый ум и прежде подсказывал ему, что надо раздобыть замену, но пекинесы стоят денег а их, как известно, не было, если не считать шести шиллингов с мелочью.
Он чуть не схватил собачку голыми руками, но одумался и подкрался сзади, словно те персонажи детективов, под чьей ногою не хрустнет сучок. Дворецкий свернул в тихий переулок, а там - вошел в сад при довольно большом доме. Беспечно напевая, Бинго проследовал дальше, обнаружил лавочку и на все свои деньги купил самого лучшего сыру.
Как мы уже говорили, пекинесов он знал, зная тем самым и то, что они любят курицу, пудинг, молочный шоколад, но жизни не пожалеют ради сыра. Значит, думал он, засядем в кустах, дождемся последней прогулки и провернем дельце при помощи сырного бруска.
Бдение оказалось нелегким. Сидеть в чужих кустах, не смея закурить сигарету, - далеко не подарок. По ногам сновали муравьи, за шиворот лезли букашки, кто-то еще копошился в волосах, пользуясь тем, что он потерял шляпу. Наконец стеклянная дверь открылась, выбежала собачка, а за нею появился корпулентный мужчина. Они вошли в пятно света, и Бинго увидел, что это - сам Перкис!
До сей поры он все-таки терзался, жалея неведомого хозяина. Теперь угрызения исчезли. Кто-кто, а Перкис это заслужил.
Хорошо, но как осуществить справедливую кару? Провидение не подкачало. Видимо, хозяин внимал веселой румбе, доносившейся из приемника. Вдруг что-то квакнуло, приемник залопотал по-немецки, а Перкис нырнул в дом, чтобы снова поймать волну.
Бинго, словно леопард, выскочил из куста. Собачка попятилась, всем своим видом говоря: "Чему обязана?" - но учуяла сыр, и дальше все пошло как по маслу. Через полминуты Бинго нес ее к себе домой.
Когда он пришел туда, пекинесы уже легли, но приняли пришельца как родного. Обычно, если сунуть к ним чужака, поднимается что-то подобное Новому году в Мадриде; но сейчас, немного посопев, они одобрили гостя и свернулись клубочками, словно члены клуба "Атенеум". Вернувшись в библиотеку, Бинго позвонил, чтобы попросить виски и содовой у дворецкого, если тот вернулся.
Тот вернулся. Обслужив хозяина, он сказал:
- Да, сэр, насчет собачки...
- С-с-с-с-собачки? - проверил Бинго. - Какой собачки (семь "К")?
- Вин-Фу, сэр. Я не мог сообщить вам, поскольку вас не было дома, когда звонила миссис Литтл. Она велела мне отвезти Вин-Фу в Богнор-Реджис. Насколько я понимаю, там отдыхает художник-анималист, которому миссис Литтл заказала его портрет. Я счел своим долгом сообщить об этом вам, иначе вы могли бы обеспокоиться, случайно заметив, что одной собачки недостает. Спокойной ночи, сэр.
Легко представить себе, что чувствовал Бинго. Как можно, думал он, поручать слуге то, что должен делать глава семьи? Что ж, теперь он вор. Неужели нельзя предупредить? Да и вообще, зачем поощрять в собачке тщеславие? Они и так важничают. А главное, как теперь быть? Этого он не знал.
Однако, проспавшись, он понял, где выход. Надо отвести собачку к Перкису и запустить ее в сад.
Вытираясь после ванны, он понял, что не знает адреса. Вчера он забрел так далеко, столько кружил, что даже улицы не найдет. Можно посмотреть в телефонной книге, но он забыл фамилию.
Теперь-то он ее знает. Теперь она впечатана в его память. Спросите его когда угодно: "Да, кстати, как зовется владелец "Малыша"?", и он мгновенно ответит: "Генри Катберт Перкис", а тогда - начисто забыл. С фамилиями всегда так. Если я скажу вам, что за первым завтраком он шептал: "Уинтерботтом", а за вторым - "Бенджефилд", вы поймете, как далеко зашло дело. Письмо он порвал на тысячу (восемь) клочков. Словом, хуже некуда.
Оставалось одно, сбагрить куда-нибудь собачку. Надеюсь, ты уже понял, зачем он приходил к тебе, понял - и пожалел его. Когда ты ему отказал, он совсем пал духом, и вернувшись домой, вызвал дворецкого.
- Какие бывают фамилии? - спросил он.
- Фамилии, сэр?
- Да. Никак не могу вспомнить одну фамилию на "Дж".
- На "Дж", сэр?
- Да.
- Может быть, Смит?
- Ничего подобного! Если вы хотите сказать "Джонс" не надо, она посложнее. Такая, знаете, экзотическая, вроде "Джернингем" или "Джоркис". А может, и не на "Дж". Начнемка с "А".
- Адамс, сэр? Аллен? Акворт? Андерсон? Аркрайт? Аберкромби?
- Нет, не то. Давайте "Б".
- Бейтс? Булстрод? Белингер? Биггз? Бультитьюд?
- Попробуем на "К".
- Коллинз? Клегг? Клаттербак? Кэртью? Керли? Кэбот? Кейт? Кэфри? Кан? Коэн? Кенон? Картер? Кэзи? Кули? Картбертсон? Корк? Кроу? Кру?
Бинго стало плохо. Он собирался взмахнуть рукой, но тут услышал:
- Кэдвалладер?
- Кэдвалладер!
- Я угадал, сэр?
- Нет, но мне годится.
Понимаете, он вспомнил, что так звался хозяин лавочки. Если плясать оттуда, нетрудно найти владельца собачки. Словом, курс на Кэдвалладера!
Отыскав его адрес, Бинго вышел в путь с пекинесом под мышкой и надеждой в сердце. Вскоре он нашел лавочку, а там - живую изгородь, за которой располагался вожделенный сад.
Бинго открыл калитку, запустил собачку и вернулся домой, чувствуя примерно то, что чувствует убийца, избавившийся от тела. Можно сравнить его и с отроками, когда они вышли из печи. Давно, еще в школе, ему довелось упасть на мяч, и он тут же оказался под грудой тел с очень острыми локтями. Он помнил, что испытывал, когда эта груда слезла с его спины. Так и сейчас. Возможно, он пел. Не исключено, что он прошелся в танце.
Подходя на цыпочках к дому, он заметил, что к его ноге, тихо урча, прикоснулось что-то косматое и, взглянув вниз, увидел собачку. Вероятно, она к нему привязалась и воспользовалась тем, что он не запер калитку.
Пока он стоял в оцепенении, к нему подошел дворецкий.
- Простите, сэр, - сказал он, - не знаете ли вы телефона в Богнор-Реджис?
- А что?
- К миссис Литтл заходил мистер Перкис. Осведомлялся о ее номере.
- Перкис? - вскричал Бинго. - Перкис?
- Да, сэр.
- Хочет позвонить миссис Литтл?
- Да, сэр.
Бинго глубоко вздохнул.
- Бэгшоу, - выговорил он, - принесите мне виски с содовой. Виски - побольше, содовой - поменьше. Кому она нужна?
Итак, Перкис спрашивал телефон. Видимо, нашел шляпу и прочитал имя владельца. Оставалось одно - молить о милости. Да, неприятно, но что поделаешь?! Надо воззвать к его чувствам. А есть ли они? У него какой-то суровый, отрешенный взгляд, как у неуступчивого букмекера...

Перкис стоял спиной к нему, глядя в сад. Обернувшись, он с отвращением посмотрел на гостя, и тот понял, что борьба предстоит нелегкая.
- Ну что еще? - спросил хозяин.
- Я насчет собачки... - начал Бинго и закашлялся. В рот ему залетел комар, или мотылек, или, быть может, моль. Кашляя, он увидел, что Перкис странно взмахнул рукой.
- Так я и знал, - сказал владелец журнала.
Бинго все кашлял.
- Этого я и боялся, - продолжал Перкис. - Да, я украл ее.
Бинго справился с инородным телом, но ничего сказать не мог.
- Вы женаты, мистер Литтл, - говорил хозяин, - вы меня поймете. Жена в Танбридж-Уэллсе, у больной тетки. Незадолго до отъезда она купила собачку и строго-настрого приказала смотреть за ней. Вчера я на минутку отлучился, и собачка убежала.
Он судорожно глотнул, а Бинго вздохнул.
- Сегодня я обошел все магазины в Лондоне, но тщетно. Тут я вспомнил, что у вашей жены есть несколько пекинесов и решил спросить, не продаст ли она одного.
Тут он вздохнул.
- Я зашел к вам и узнал, что миссис Литтл уехала. Писать ей бесполезно, жена вернется завтра. Выходя из вашего сада, я споткнулся о собачку, точно такую же, как наша. Соблазн был слишком велик.
- Вы ее взяли? - спросил Бинго.
Перкис кивнул.
- Нехорошо.
- Я знаю, я знаю! Мало того, чудовищно. Я не думал, что вы меня видели. - Он снова вздохнул. - Собачка в кухне, ужинает. Сейчас я позвоню, чтобы принесли. О жене и подумать страшно... - И Перкис вздрогнул.
- Она расстроится?
- Еще бы!
- Что ж, оставьте собачку себе.
Об этой минуте Бинго приятно вспоминать. Он был добр, он был милостив, исполнен сладости и света. Вполне возможно, Перкис мысленно сравнил его с ангелом.
- Оставить?!
- Непременно.
- А как же миссис Литтл?
- Ах, она сама толком не помнит, сколько у нее пекинесов! Кишат - и спасибо. Да и вообще, до того ли ей? Она так мечтала, чтобы я стал редактором...
Перкис кашлянул, взглянул на Бинго и едва заметно вздрогнул. Взглянул еще, вздрогнул снова. Видимо, в нем происходила духовная борьба.
- А вы хотите стать редактором? - проверил он.
- Конечно.
- Столько работы, столько дел...
- Ничего, я справлюсь.
- Это очень трудно!
- Подберу хороших помощников.
- Жалованье небольшое.
- А вы его увеличьте.
Перкис взглянул и вздрогнул в третий раз.
- Хорошо, - сказал он. - Надеюсь, мы сработаемся.
Бинго хлопнул его по плечу:
- Еще как! А насчет жалованья...

Tanya G , cтихотворение "От Байкала до Лох-Несса кто не знает пекинеса" написано Кошелевой Евгенией Евгеньевной.

BOLSHOE CHUDO (12.12.2008, 0:45) писал:

Я так и подумала, так как по стилю очень похоже. Спасибо за подсказку, уже добавила автора туда